Со 2 по 19 декабря 1927 года в Москве проходил XV съезд Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Делегаты, в составе 1669 человек, приняли ряд важнейших решений, касающихся дальнейшего развития страны. Так, были составлены директивы по первому пятилетнему плану развития народного хозяйства. Кроме этого, делегаты приняли решение о коллективизации на селе. На съезде была окончательно разгромлена т. н. «левая оппозиция» (другое название - «троцкистско-зиновьевский антипартийный блок»), включавшая в себя разные группировки, основу которых составляли сторонники Льва Троцкого, Григория Зиновьева и Льва Каменева.

1. «Исключительный» форум

Оппозиционеров обвинили в том, что они попытались создать нечто вроде особой партии. В Политическом отчёте ЦК генеральный секретарь Иосиф Сталин охарактеризовал сложившуюся ситуацию следующим образом: «Вы спросите, в чем же, в конце концов, состоят разногласия между партией и оппозицией, по каким вопросам проходят эти разногласия? По всем вопросам, товарищи. (Голоса: «Правильно!») Недавно я читал заявление одного беспартийного рабочего в Москве, который вступает или уже вступил в партию. Вот как он формулирует вопрос о разногласиях между партией и оппозицией: «Раньше мы искали, в чем разногласия между партией и оппозицией. А теперь уже не найдешь, в чем она согласна с партией. (Смех, аплодисменты.) Оппозиция против партии по всем вопросам, поэтому, если бы я был сторонником оппозиции, я не вступил бы в партию». (Смех, аплодисменты). Вот до чего метко и коротко вместе с тем умеют выражаться иногда рабочие. Я думаю, что это самая меткая и самая верная характеристика отношений оппозиции к партии, к ее идеологии, к ее программе, к ее тактике. Именно потому, что оппозиция расходится с партией по всем вопросам, именно поэтому оппозиция есть группа со своей идеологией, со своей программой, со своей тактикой, со своими организационными принципами. Все, что только необходимо для новой партии, все это имеется у оппозиции. Не хватает только «мелочи», не хватает силушки для этого. (Смех. Аплодисменты.)»

Организационные меры были приняты прямо на съезде — делегаты исключили из ВКП (б) участников левой оппозиции (75 «троцкистов-зиновьевцев»), подведя жирную черту под многолетней внутрипартийной борьбой, которая резко развела по разные стороны ведущих представителей «ленинской гвардии». Так что произошло, почему к оппозиционерам пришлось применить столь крутые меры? Для ответа на этот вопрос необходимо обратиться к началу конфликта.

2. В борьбе за наследство Ильича

Фракционная борьба в партии вспыхивала постоянно, но в 1923 году ситуация резко обострилась. И здесь во многом сказалась болезнь Владимира Ленина, которая всколыхнула надежды лидеров, перед которыми открылась гипотетическая возможность занять его место «вождя мирового пролетариата». Начали сражение сами левые - собственно сторонники Л. Троцкого и т. н. «демократические централисты» (Андрей Бубнов и др.), выступающие за свободу всех групп и фракций. Они попытались огорошить партийные массы «письмом 46″, в котором обрушились на «консервативный бюрократизм» руководства.

А партией и страной тогда руководил триумвират, состоящий из председателя Ленинградского исполкома и Исполкома Коминтерна Г. Зиновьева, председателя Московского исполкома Л. Каменева и генерального секретаря ЦК ВКП (б) И. Сталина.

Троцкий с готовностью поддержал оппозиционеров в своей статье «Новый курс». Ведь, по сути, речь зашла о смещении партийной верхушки под руководством самого «демона революции». Левые быстро завоевали популярность среди молодёжи (особенно, студенческой), умело используя присущий ей нонконформизм, помноженный на непрошедшую еще горячку революционных лет. Однако главной своей опорой они считали армию, которую, собственно говоря, и возглавлял наркомвоенмор и предреввоенсовета Троцкий. Впрочем, троцкисты занимали много ведущих постов в РККА - так её Политическим управлением руководил Владимир Антонов-Овсеенко, издавший особый циркуляр, в котором партийным армейским организациям предписывалось поддержать «новый курс» своего кумира. Еще дальше зашёл командующий Московским военным округом Николай Муралов, прямо предложивший использовать красноармейские части для смещения партийного руководства. При этом троцкисты пытались привлечь на свою сторону некоторых «нейтральных» военачальников - например, командующего Западным фронтом Михаила Тухачевского. В общем, запахло уже военным заговором, в который и грозила вылиться «внутрипартийная дискуссия».

В этих условиях партийное руководство предприняло кадровую контратаку, сняв с должностей ряд ведущих троцкистов (в частности, того же Антонова-Овсеенко). Но самое интересное происходило в области, как сейчас сказали бы, пиара и антипиара. Поссорившиеся вожди решили выяснить, кто из них «более матери истории ценен». Ну, и конечно же обратились к истории Октябрьского переворота (кстати, захват власти большевиками тогда назывался именно так, причём официально). Троцкому припомнили, что он стал большевиком за несколько месяцев до самого Октября, до этого же частенько выступал за соглашательство с меньшевиками. Разумеется, Троцкий не остался в долгу и резанул правду-матку о том, как вели себя Зиновьев и Каменев, выдавшие (в печати) Временному правительству ни много ни мало, а план вооруженного восстания.

Для широких партийных масс, слабо осведомлённых в истории, эти откровения вызвали нечто вроде шока. Они уже начинали привыкать к обоготворению своих вождей, и вдруг те стали выкладывать о себе такие ужасные вещи.

3. Генсек собирает кадры

В наиболее выгодном положении здесь оказался Сталин, который почти не принял участия в войне компроматов. И правильно сделал, потому что и ему могли бы кое-что припомнить. Например, о том, как в марте 1917 года он выступал с «оборонческих» позиций, признавая возможность условной поддержки Временного правительства. Однако этого не произошло: «Сталин избежал серьезных ударов по своему авторитету. Проявленное им в ходе дискуссии сочетание твердости и умеренности лишь укрепило его престиж». (Юрий Емельянов «Троцкий. Мифы и личность»)

Итак, свой престиж будущий вождь СССР, а пока еще генсек, всё-таки сохранил. И не преминул использовать его в политической борьбе, опираясь на партийный аппарат. Особое внимание он уделил работе с секретарями губернских и уездных партийных организаций. Собственно, именно от них зависел состав делегаций на съезды ВКП (б), вот почему кропотливая работа с местными функционерами обеспечила в будущем сталинское большинство, сумевшее одолеть левых оппозиционеров.

Сталин собирал кадры, «затачивая» их под внутрипартийную борьбу. При этом он и его окружение действовали по принципу «на войне как на войне». Ну, а война требует разведки и контрразведки, вся важная информация сообщалась (и сверху вниз, и снизу вверх) в обстановке строжайшей секретности.

За этим следил особый орган — Секретный отдел ЦК. Но и региональные органы, которые Сталин хотел уподобить Центру, также имели свои секретные отделы.

Середина 20-х годов стала настоящим «золотым веком» партийной номенклатуры. В 1923—1927 годах численный состав республиканских ЦК, обкомов, горкомов и райкомов увеличился в два раза. Троцкистам и другим оппозиционерам левацкого толка был поставлен надёжный заслон, однако, укрепление партаппарата сопровождалось сращиванием его с государственными структурами. А это усиливало бюрократизм, ослабляло политическую работу в пользу сугубо директивного руководства. И надо сказать, что Сталин довольно рано заметил всю ненормальность складывающейся ситуации. Уже в июне 1924 года, на курсах секретарей уездных комитетов ВКП(б), он резко обрушился на тезис о «диктатуре партии», принятый тогда всеми лидерами. Генсек утверждал, что в стране существует не диктатура партии, а диктатура рабочего класса. А в декабре 1925 года в политическом отчете XIV съезду Сталин подчеркнул — партия «не тождественна с государством», а «Политбюро есть высший орган не государства, а партии». Это были первые, осторожные шаги на пути к ослаблению партократии. Ну, а после разгрома «левых» им была предпринята попытка партийной реформы. В декабре 1927 года, на пленуме ЦК, состоявшемся после XV съезда, он предложил ликвидировать пост генерального секретаря. Иосиф Виссарионович заявил следующее: «Если Ленин пришел к необходимости выдвинуть вопрос об учреждении института генсека, то я полагаю, что он руководствовался теми особыми условиями, которые у нас появились после X съезда, когда внутри партии создалась более или менее сильная и организованная оппозиция. Но теперь этих условий нет уже в партии, ибо оппозиция разбита наголову. Поэтому можно было бы пойти на отмену этого института…»

При этом Сталин предложил себя на должность председателя Совета народных комиссаров, ясно указывая на то, где должен находиться центр политического могущества. Однако участники пленума отказались поддержать Иосифа Виссарионовича.

4. Как Троцкий себя же перемудрил

Зиновьев и Каменев, с их отрицанием «национальной ограниченности» были намного ближе Троцкому, чем Сталин и редактор «Правды» Николай Бухарин, признававшие возможность строительства социализма в одной отдельно взятой стране. И, тем не менее, Лев Давидович на первых порах воздерживался от союза с этой двоицей. Он надеялся на то, что обе группировки ослабят друг друга, а он, в нужный момент, выступит как арбитр.

Возможно, Троцкий и пошёл бы на союз с Зиновьевым и Каменевым сразу, но больно уж в жутких «контрах» он находился с ними ранее. В 1924 году Зиновьев даже предлагал арестовать Троцкого, а уж требование исключить из партии «демона революции» было у него чуть ли не постоянным.

Сталин же считал нужным поддерживать имидж партийного либерала, возражая против репрессивных мер в отношении ненавистного ему Троцкого.

И последний, конечно, не мог не учитывать этого обстоятельства, делая из него неверные выводы о большей мягкости генсека. Любопытно, что во фракции Троцкого даже были сторонники союза с Иосифом Виссарионовичем - в частности, такой точки зрения придерживался Карл Радек. (В будущем он раскается в своём троцкизме и станет заведующим Бюро внешнеполитических связей ЦК, которое было чем-то вроде партийной разведки. Именно в этом качестве Радек приложил большие усилия для сближения с Германией в 1930-х годах.)

Троцкий сильно просчитался - без его поддержки Зиновьев и Каменев оказались в очень сложном положении и не смогли выдержать организационного напора Сталина. На XIV съезде ВКП (б), состоявшемся в 1925 году, против них выступили все делегации, кроме собственно ленинградской. В результате, лидеры «новой оппозиции» потеряли свои ведущие посты. И вот тут Троцкий понял, что арбитром ему стать не удастся. Он пошёл на сближение с Зиновьевым и Каменевым, которое закончилось созданием мощной левой коалиции. Она предложила свою программу сверхиндустриализации страны, предполагающую осуществление «большого скачка». Считается, что именно эту программу и реализовал Сталин, чьи разногласия с оппозицией касались якобы исключительно вопроса о власти. Однако сводить всё к борьбе за власть здесь не стоит, разногласия были именно существенными.

Левая оппозиция выступала, прежде всего, против «национальной ограниченности», ухода страны в «изоляцию». По мнению левых оппозиционеров, СССР должен был всемерно поддерживать революционное движение в других странах, но в то же время интегрироваться в систему мирового (капиталистического) хозяйства. Так, троцкистский план индустриализации предусматривал долгосрочный импорт западного оборудования (до 50 % всех мощностей), для чего предполагалось активно задействовать западные кредиты. Понятно, что это поставило бы СССР в зависимость от ведущих западных держав. При этом, поддержка революционного движения использовалась бы тем же самым Западом для давления на национальные элиты стран третьего мира и собственные «реакционно-националистические элементы». А вот сталинская индустриализация, напротив, сопровождалась постоянным и устойчивым сокращением импорта западной техники - при активнейшем использовании высокооплачиваемого труда иностранных специалистов. То есть, разница вполне очевидна, поэтому ставить на одну доску Сталина и его «левых» оппонентов нельзя ни в коем случае.

Получается, что левая оппозиция, несмотря на всю свою р-р-революционную фразеологию, работала на буржуазный Запад? Да, именно так и получается, если сопоставить многие, кстати, достаточно известные факты.

(В своё время автору этих строк приходилось писать о связях «демона революции» с западными демократиями) Вот, например, интереснейшее наблюдение, сделанное историком Николем Стариковым: «Оппозиция сталинскому курсу в разное время составляла разные программы. Объединяло их лишь одно: прими такую программу партия и от страны очень быстро ничего не останется. На словах звучит красиво, как например, знаменитая «платформа 83-х»… Сопоставляем даты, когда же написали троцкисты эту платформу? Оказывается, в мае 1927 года. А 27-го мая 1927 года Великобритания разорвала дипломатические отношения с СССР! Вы верите в такие случайности? Для нашего исследования важен и сам факт такого скорого разрыва отношений: в феврале 1924 году признали, в мае 1927 больше знать не хотят. Почему? Да потому, что победа Сталина над Троцким уже становилась явной и Великобритания не постеснялась отчетливо продемонстрировать свою позицию. Намек весьма прозрачный: возьмет верх сталинский курс окончательно — последствия будут для советской страны печальными». («Кто заставил Гитлера напасть на Сталина?»)

Объединенная левая оппозиция пошла в решительную атаку. Между тем время было уже безвозвратно потеряно. Сталин наладил прочный контроль над партийными структурами. А вездесущий Агитпроп промыл мозги партийной (да и беспартийной) «массе». Впрочем, и сама эта «масса» за годы НЭПа избавилась от революционной лихорадки и была уже ориентирована на мирное строительство.

5. Несостоявшаяся революция

Потерпев поражение на партийных выборах, троцкисты и другие левые оппозиционеры конечно же не смирились. Они стали готовиться к массовым акциям, для чего образовали параллельные парткомы, создали тайные типографии и разработали план демонстраций, приуроченных к 10-й годовщине Октябрьской революции. В распоряжении Троцкого были группы молодых активистов, готовых взять улицу под свой контроль. Был у него, впрочем, и «запасной бронепоезд» — группа лично преданных военных. Один из них, комдив Дмитрий Шмидт, незадолго до ноябрьских событий открыто пригрозил физической расправой генсеку Сталину.

Само собой, Сталин тоже подготовился к решающей схватке за власть. И он также сделал ставку на улицу и армию (свою роль сыграли и спецслужбы, но они все-таки не особенно выпячивали себя.) Молодые студенты-сталинисты были организованы в ударные бригады, которыми руководил технический секретарь Политбюро ЦК Георгий Маленков (любопытно, что он получил эту должность, не имея каких-то революционных заслуг — Сталин продвигал к власти новых людей.) Эти мобильные отряды врезались в толпу сторонников Троцкого, которые вышли на праздничную демонстрацию, и тем самым расстроили ряды «левых».

В то же самое время командующий Московским военным округом беспартийный военспец БорисШапошников вывел на улицы столицы броневики, чем блокировал возможную попытку выступления военных-троцкистов.

В день 7 ноября Троцкий разъезжал на авто по столице и обращался к демонстрантам. Он пытался выступить перед участниками демонстрации с балкона отеля «Националь», но ему устроили весьма брутальную обструкцию. Тщательно спланированный захват власти был сорван.

Со 2 по 19 декабря 1927 года в Москве проходил XV съезд Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Делегаты, в составе 1669 человек, приняли ряд важнейших решений, касающихся дальнейшего развития страны. Так, были составлены директивы по первому пятилетнему плану развития народного хозяйства. Кроме этого, делегаты приняли решение о коллективизации на селе. На съезде была окончательно разгромлена т. н. «левая оппозиция» (другое название - «троцкистско-зиновьевский антипартийный блок»), включавшая в себя разные группировки, основу которых составляли сторонники Льва Троцкого, Григория Зиновьева и Льва Каменева.

1. «Исключительный» форум

Оппозиционеров обвинили в том, что они попытались создать нечто вроде особой партии. В Политическом отчёте ЦК генеральный секретарь Иосиф Сталин охарактеризовал сложившуюся ситуацию следующим образом: «Вы спросите, в чем же, в конце концов, состоят разногласия между партией и оппозицией, по каким вопросам проходят эти разногласия? По всем вопросам, товарищи. (Голоса: «Правильно!») Недавно я читал заявление одного беспартийного рабочего в Москве, который вступает или уже вступил в партию. Вот как он формулирует вопрос о разногласиях между партией и оппозицией: «Раньше мы искали, в чем разногласия между партией и оппозицией. А теперь уже не найдешь, в чем она согласна с партией. (Смех, аплодисменты.) Оппозиция против партии по всем вопросам, поэтому, если бы я был сторонником оппозиции, я не вступил бы в партию». (Смех, аплодисменты). Вот до чего метко и коротко вместе с тем умеют выражаться иногда рабочие. Я думаю, что это самая меткая и самая верная характеристика отношений оппозиции к партии, к ее идеологии, к ее программе, к ее тактике. Именно потому, что оппозиция расходится с партией по всем вопросам, именно поэтому оппозиция есть группа со своей идеологией, со своей программой, со своей тактикой, со своими организационными принципами. Все, что только необходимо для новой партии, все это имеется у оппозиции. Не хватает только «мелочи», не хватает силушки для этого. (Смех. Аплодисменты.)»

Организационные меры были приняты прямо на съезде - делегаты исключили из ВКП (б) участников левой оппозиции (75 «троцкистов-зиновьевцев»), подведя жирную черту под многолетней внутрипартийной борьбой, которая резко развела по разные стороны ведущих представителей «ленинской гвардии». Так что произошло, почему к оппозиционерам пришлось применить столь крутые меры? Для ответа на этот вопрос необходимо обратиться к началу конфликта.

2. В борьбе за наследство Ильича

Фракционная борьба в партии вспыхивала постоянно, но в 1923 году ситуация резко обострилась. И здесь во многом сказалась болезнь Владимира Ленина, которая всколыхнула надежды лидеров, перед которыми открылась гипотетическая возможность занять его место «вождя мирового пролетариата». Начали сражение сами левые - собственно сторонники Л. Троцкого и т. н. «демократические централисты» (Андрей Бубнов и др.), выступающие за свободу всех групп и фракций. Они попытались огорошить партийные массы «письмом 46», в котором обрушились на «консервативный бюрократизм» руководства.

А партией и страной тогда руководил триумвират, состоящий из председателя Ленинградского исполкома и Исполкома Коминтерна Г. Зиновьева, председателя Московского исполкома Л. Каменева и генерального секретаря ЦК ВКП (б) И. Сталина.

Троцкий с готовностью поддержал оппозиционеров в своей статье «Новый курс». Ведь, по сути, речь зашла о смещении партийной верхушки под руководством самого «демона революции». Левые быстро завоевали популярность среди молодёжи (особенно, студенческой), умело используя присущий ей нонконформизм, помноженный на непрошедшую еще горячку революционных лет. Однако главной своей опорой они считали армию, которую, собственно говоря, и возглавлял наркомвоенмор и предреввоенсовета Троцкий. Впрочем, троцкисты занимали много ведущих постов в РККА - так её Политическим управлением руководил Владимир Антонов-Овсеенко, издавший особый циркуляр, в котором партийным армейским организациям предписывалось поддержать «новый курс» своего кумира. Еще дальше зашёл командующий Московским военным округом Николай Муралов, прямо предложивший использовать красноармейские части для смещения партийного руководства. При этом троцкисты пытались привлечь на свою сторону некоторых «нейтральных» военачальников - например, командующего Западным фронтом Михаила Тухачевского. В общем, запахло уже военным заговором, в который и грозила вылиться «внутрипартийная дискуссия».

В этих условиях партийное руководство предприняло кадровую контратаку, сняв с должностей ряд ведущих троцкистов (в частности, того же Антонова-Овсеенко). Но самое интересное происходило в области, как сейчас сказали бы, пиара и антипиара. Поссорившиеся вожди решили выяснить, кто из них «более матери истории ценен». Ну, и конечно же обратились к истории Октябрьского переворота (кстати, захват власти большевиками тогда назывался именно так, причём официально). Троцкому припомнили, что он стал большевиком за несколько месяцев до самого Октября, до этого же частенько выступал за соглашательство с меньшевиками. Разумеется, Троцкий не остался в долгу и резанул правду-матку о том, как вели себя Зиновьев и Каменев, выдавшие (в печати) Временному правительству ни много ни мало, а план вооруженного восстания.

Для широких партийных масс, слабо осведомлённых в истории, эти откровения вызвали нечто вроде шока. Они уже начинали привыкать к обоготворению своих вождей, и вдруг те стали выкладывать о себе такие ужасные вещи.
Само собой, авторитет их был существенно подорван.

3. Генсек собирает кадры

В наиболее выгодном положении здесь оказался Сталин, который почти не принял участия в войне компроматов. И правильно сделал, потому что и ему могли бы кое-что припомнить. Например, о том, как в марте 1917 года он выступал с «оборонческих» позиций, признавая возможность условной поддержки Временного правительства. Однако этого не произошло: «Сталин избежал серьезных ударов по своему авторитету. Проявленное им в ходе дискуссии сочетание твердости и умеренности лишь укрепило его престиж». (Юрий Емельянов «Троцкий. Мифы и личность»)

Итак, свой престиж будущий вождь СССР, а пока еще генсек, всё-таки сохранил. И не преминул использовать его в политической борьбе, опираясь на партийный аппарат. Особое внимание он уделил работе с секретарями губернских и уездных партийных организаций. Собственно, именно от них зависел состав делегаций на съезды ВКП (б), вот почему кропотливая работа с местными функционерами обеспечила в будущем сталинское большинство, сумевшее одолеть левых оппозиционеров.

Сталин собирал кадры, «затачивая» их под внутрипартийную борьбу. При этом он и его окружение действовали по принципу «на войне как на войне». Ну, а война требует разведки и контрразведки, вся важная информация сообщалась (и сверху вниз, и снизу вверх) в обстановке строжайшей секретности.
За этим следил особый орган — Секретный отдел ЦК. Но и региональные органы, которые Сталин хотел уподобить Центру, также имели свои секретные отделы.

Середина 20-х годов стала настоящим «золотым веком» партийной номенклатуры. В 1923—1927 годах численный состав республиканских ЦК, обкомов, горкомов и райкомов увеличился в два раза. Троцкистам и другим оппозиционерам левацкого толка был поставлен надёжный заслон, однако, укрепление партаппарата сопровождалось сращиванием его с государственными структурами. А это усиливало бюрократизм, ослабляло политическую работу в пользу сугубо директивного руководства. И надо сказать, что Сталин довольно рано заметил всю ненормальность складывающейся ситуации. Уже в июне 1924 года, на курсах секретарей уездных комитетов ВКП(б), он резко обрушился на тезис о «диктатуре партии», принятый тогда всеми лидерами. Генсек утверждал, что в стране существует не диктатура партии, а диктатура рабочего класса. А в декабре 1925 года в политическом отчете XIV съезду Сталин подчеркнул — партия «не тождественна с государством», а «Политбюро есть высший орган не государства, а партии». Это были первые, осторожные шаги на пути к ослаблению партократии. Ну, а после разгрома «левых» им была предпринята попытка партийной реформы. В декабре 1927 года, на пленуме ЦК, состоявшемся после XV съезда, он предложил ликвидировать пост генерального секретаря. Иосиф Виссарионович заявил следующее: «Если Ленин пришел к необходимости выдвинуть вопрос об учреждении института генсека, то я полагаю, что он руководствовался теми особыми условиями, которые у нас появились после X съезда, когда внутри партии создалась более или менее сильная и организованная оппозиция. Но теперь этих условий нет уже в партии, ибо оппозиция разбита наголову. Поэтому можно было бы пойти на отмену этого института...»

При этом Сталин предложил себя на должность председателя Совета народных комиссаров, ясно указывая на то, где должен находиться центр политического могущества. Однако участники пленума отказались поддержать Иосифа Виссарионовича.

4. Как Троцкий себя же перемудрил

Зиновьев и Каменев, с их отрицанием «национальной ограниченности» были намного ближе Троцкому, чем Сталин и редактор «Правды» Николай Бухарин, признававшие возможность строительства социализма в одной отдельно взятой стране. И, тем не менее, Лев Давидович на первых порах воздерживался от союза с этой двоицей. Он надеялся на то, что обе группировки ослабят друг друга, а он, в нужный момент, выступит как арбитр.

Возможно, Троцкий и пошёл бы на союз с Зиновьевым и Каменевым сразу, но больно уж в жутких «контрах» он находился с ними ранее. В 1924 году Зиновьев даже предлагал арестовать Троцкого, а уж требование исключить из партии «демона революции» было у него чуть ли не постоянным.

Сталин же считал нужным поддерживать имидж партийного либерала, возражая против репрессивных мер в отношении ненавистного ему Троцкого.
И последний, конечно, не мог не учитывать этого обстоятельства, делая из него неверные выводы о большей мягкости генсека. Любопытно, что во фракции Троцкого даже были сторонники союза с Иосифом Виссарионовичем - в частности, такой точки зрения придерживался Карл Радек. (В будущем он раскается в своём троцкизме и станет заведующим Бюро внешнеполитических связей ЦК, которое было чем-то вроде партийной разведки. Именно в этом качестве Радек приложил большие усилия для сближения с Германией в 1930-х годах.)

Троцкий сильно просчитался - без его поддержки Зиновьев и Каменев оказались в очень сложном положении и не смогли выдержать организационного напора Сталина. На XIV съезде ВКП (б), состоявшемся в 1925 году, против них выступили все делегации, кроме собственно ленинградской. В результате, лидеры «новой оппозиции» потеряли свои ведущие посты. И вот тут Троцкий понял, что арбитром ему стать не удастся. Он пошёл на сближение с Зиновьевым и Каменевым, которое закончилось созданием мощной левой коалиции. Она предложила свою программу сверхиндустриализации страны, предполагающую осуществление «большого скачка». Считается, что именно эту программу и реализовал Сталин, чьи разногласия с оппозицией касались якобы исключительно вопроса о власти. Однако сводить всё к борьбе за власть здесь не стоит, разногласия были именно существенными.

Левая оппозиция выступала, прежде всего, против «национальной ограниченности», ухода страны в «изоляцию». По мнению левых оппозиционеров, СССР должен был всемерно поддерживать революционное движение в других странах, но в то же время интегрироваться в систему мирового (капиталистического) хозяйства. Так, троцкистский план индустриализации предусматривал долгосрочный импорт западного оборудования (до 50 % всех мощностей), для чего предполагалось активно задействовать западные кредиты. Понятно, что это поставило бы СССР в зависимость от ведущих западных держав. При этом, поддержка революционного движения использовалась бы тем же самым Западом для давления на национальные элиты стран третьего мира и собственные «реакционно-националистические элементы». А вот сталинская индустриализация, напротив, сопровождалась постоянным и устойчивым сокращением импорта западной техники - при активнейшем использовании высокооплачиваемого труда иностранных специалистов. То есть, разница вполне очевидна, поэтому ставить на одну доску Сталина и его «левых» оппонентов нельзя ни в коем случае.

Получается, что левая оппозиция, несмотря на всю свою р-р-революционную фразеологию, работала на буржуазный Запад? Да, именно так и получается, если сопоставить многие, кстати, достаточно известные факты.

(В своё время автору этих строк приходилось писать о связях «демона революции» с западными демократиями) Вот, например, интереснейшее наблюдение, сделанное историком Николем Стариковым: «Оппозиция сталинскому курсу в разное время составляла разные программы. Объединяло их лишь одно: прими такую программу партия и от страны очень быстро ничего не останется. На словах звучит красиво, как например, знаменитая «платформа 83-х»… Сопоставляем даты, когда же написали троцкисты эту платформу? Оказывается, в мае 1927 года. А 27-го мая 1927 года Великобритания разорвала дипломатические отношения с СССР! Вы верите в такие случайности? Для нашего исследования важен и сам факт такого скорого разрыва отношений: в феврале 1924 году признали, в мае 1927 больше знать не хотят. Почему? Да потому, что победа Сталина над Троцким уже становилась явной и Великобритания не постеснялась отчетливо продемонстрировать свою позицию. Намек весьма прозрачный: возьмет верх сталинский курс окончательно - последствия будут для советской страны печальными». («Кто заставил Гитлера напасть на Сталина?»)

Объединенная левая оппозиция пошла в решительную атаку. Между тем время было уже безвозвратно потеряно. Сталин наладил прочный контроль над партийными структурами. А вездесущий Агитпроп промыл мозги партийной (да и беспартийной) «массе». Впрочем, и сама эта «масса» за годы НЭПа избавилась от революционной лихорадки и была уже ориентирована на мирное строительство.

5. Несостоявшаяся революция

Потерпев поражение на партийных выборах, троцкисты и другие левые оппозиционеры конечно же не смирились. Они стали готовиться к массовым акциям, для чего образовали параллельные парткомы, создали тайные типографии и разработали план демонстраций, приуроченных к 10-й годовщине Октябрьской революции. В распоряжении Троцкого были группы молодых активистов, готовых взять улицу под свой контроль. Был у него, впрочем, и «запасной бронепоезд» — группа лично преданных военных. Один из них, комдив Дмитрий Шмидт, незадолго до ноябрьских событий открыто пригрозил физической расправой генсеку Сталину.

Само собой, Сталин тоже подготовился к решающей схватке за власть. И он также сделал ставку на улицу и армию (свою роль сыграли и спецслужбы, но они все-таки не особенно выпячивали себя.) Молодые студенты-сталинисты были организованы в ударные бригады, которыми руководил технический секретарь Политбюро ЦК Георгий Маленков (любопытно, что он получил эту должность, не имея каких-то революционных заслуг — Сталин продвигал к власти новых людей.) Эти мобильные отряды врезались в толпу сторонников Троцкого, которые вышли на праздничную демонстрацию, и тем самым расстроили ряды «левых».

В то же самое время командующий Московским военным округом беспартийный военспец БорисШапошников вывел на улицы столицы броневики, чем блокировал возможную попытку выступления военных-троцкистов.

В день 7 ноября Троцкий разъезжал на авто по столице и обращался к демонстрантам. Он пытался выступить перед участниками демонстрации с балкона отеля «Националь», но ему устроили весьма брутальную обструкцию. Тщательно спланированный захват власти был сорван.

Дальнейшая судьба левой оппозиции была предрешена. Проиграв выборы и предвыборную бучу, она ожидала разгромного съезда партии.

Оппозиционеры объединяются

После первых успехов новая экономическая политика столкнулась с первым серьезным кризисом - кризисом сбыта продукции.

Кризис сбыта 1923-1924 годов показал, что НЭП не означал реального перехода промышленности на рыночные рельсы.

8 октября 1923 года Троцкий написал письмо в Политбюро, в котором, разбирая причины возникшего социально-экономического кризиса, утверждал, что «хаос идет сверху», что бюрократия проводит партийные решения методами военного коммунизма, в руководстве «создалась секретарская психология», при которой люди подбираются не по принципу компетентности, а по принципу лояльности, и «секретарскому бюрократизму должен быть положен предел» . Итак, демократия должна оживить партию, ограничить произвол чиновников аппарата, во главе которого стоит генеральный секретарь. Кроме демократии, Троцкий делал ставку на качественное планирование, давая понять, что мог бы возглавить это дело.

Большинство членов Политбюро истолковали эти претензии Троцкого по-своему: «Троцкий фактически поставил себя перед партией в такое положение, что или партия должна предоставить тов. Троцкому диктатуру в области хозяйственного и военного дела, или он фактически отказывается от работы в области хозяйства, оставляя за собою лишь право систематической дезорганизации ЦК». Сталин и его союзники были возмущены обвинениями в «секретарской» диктатуре. Троцкий бросил вызов бюрократическому покою, в котором пребывало руководство, он покусился на единство правящей касты. В этом, а не в каких-то ошибках, было его главное преступление. Два года спустя в письме соратникам по антитроцкистской фракции это подтвердил Ф. Дзержинский: «партии пришлось развенчать Троцкого единственно за то, что тот... поднял руку против единства партии».

Однако Троцкий был не одинок. Е. Преображенский написал письмо с критикой проводимого курса. К 15 октября его подписали 46 видных большевиков. Недовольство было налицо. Большинство членов Политбюро решили придавить это выступление авторитетом ЦК, но, поскольку соотношение сил было еще не ясно, пригласили на объединенное заседание ЦК и ЦКК еще представителей 10 парторганизаций, чья позиция была известна. Это заседание, проходившее 25-27 октября в отсутствие Троцкого объявило его выступление «нападением на Политбюро», «политической ошибкой» и «сигналом к фракционной группировке», каковой явилось письмо 46-ти. Осудив таким образом своих противников, лидеры Политбюро требовали «не выносить сор из избы», избежать открытого спора перед лицом страны и мира. Но письма оппозиционеров уже распространялись в партийных кругах и среди непартийной интеллигенции. Тогда большинство членов Политбюро договорились с Троцким о компромиссе.5 декабря была согласована резолюция «О партийном строительстве» (с некоторыми поправками ее подтвердит XIII конференция партии), в которой говорилось: «Рабочая демократия означает свободу открытого обсуждения, свободу дискуссии, выборность руководящих должностных лиц и коллегий». Резолюция осуждала бюрократизм за то, что он «считает всякую критику проявлением фракционности». Большинство членов Политбюро провели заседание по согласованию текста на квартире у больного Троцкого.

Для «триумвирата» и его союзников резолюция была плодом взаимных уступок, прекращения споров и сохранения существующего руководства. «И тогда мне казалось, что, собственно, не о чем драться дальше... », - вспоминал об этом моменте Сталин.6 декабря он опубликовал в «Правде» статью «О задачах партии», которую закончил комплиментом «возмутителю спокойствия». Но с намеком: «я знаю Троцкого как одного из тех членов ЦК, которые более всего подчеркивают действенную сторону партийной работы». Троцкий не захотел услышать это предупреждение, так как не хотел работать по указке аппарата.

Резолюция, принятая 5 декабря, была победой, которую Троцкому нужно было развивать. Он пишет развернутую статью «Новый курс», в которой излагает взгляды, получившие затем название троцкизма. Сам Троцкий неоднократно отрицал, что «троцкизм» существует. Себя Троцкий считал ленинцем. Но одно другому не мешает - так же как в рамках марксизма выделился ленинизм, так и в рамках ленинизма выделились различные идейные течения, и троцкизм стал одним из них.

В 1923 году задача Троцкого заключалась в том, чтобы не выпячивать собственное «я», а представить себя толкователем общепартийного решения, нового партийного курса, за который якобы, выступает партия. В своей статье Троцкий утверждает, что партия резолюцией 5 декабря провозгласила «новый курс». Это уже интриговало читателя - не идет ли речь о новом НЭПе - уже политическом? «Новый курс, провозглашенный в резолюции ЦК, в том и состоит, что центр тяжести, неправильно передвинутый при старом курсе в сторону аппарата, ныне, при новом курсе, должен быть передвинут в сторону активности, критической самодеятельности, самоуправлении партии, как организованного авангарда пролетариата». Троцкий ставит задачу: «партия должна подчинить себе свой аппарат». Развивая положения ленинских статей о связи бюрократизма и недостатка культуры масс, Троцкий неожиданно переносит эту проблему в плоскость взаимоотношений.

Различие во взгляде на стратегию быстро стало выливаться в мелкие конфликты внутри «руководящего коллектива», которые накапливались с каждым месяцем. Бухарин, Сталин, Каменев и Зиновьев спорили и раньше. Сталин мог выступить и против Бухарина, и против Зиновьева. Оставаясь в центре, Сталин следил за нараставшей схваткой «школ» Бухарина и Зиновьева. Молодые сторонники двух теоретиков спорили между собой и все чаще стали «задевать» членов руководства.

В декабре 1925 года дискуссия между Москвой и Ленинградом обострилась. Для большинства коммунистов различие во взглядах между Зиновьевым и Бухариным было слишком сложным. В этих условиях, как и в случае с Троцким, партийная масса предпочла оставаться на стороне начальства: в Ленинграде - на стороне Зиновьева, в остальных регионах - на стороне Сталина и Бухарина. Впервые большевики делились на фракции по принципу «кто где живет». Не потому что они так думают, а потому что они подчиняются спорящим между собой партийным вождям.

Вне Ленинграда Зиновьева поддержали еще некоторые сотрудники Коминтерна, а также два известных лидера - Каменев и жена Ленина Н. К. Крупская, связанная с ними давней дружбой и разделявшая старые догматы ленинизма. «Новую оппозицию» поддержали также кандидат в члены Политбюро, министр финансов Сокольников и зампред Реввоенсовета М. М. Лашевич. Но это было практически все.

Сталина, Бухарина и других лидеров раздражала претензия Зиновьева и Каменева на роль «хранителей ленинизма», которые вольны определять, что соответствует догме, а что - нет.

В 1924 году Зиновьев честно заявил, что в стране существует диктатура партии. Сталин публично опроверг и объяснил, что хотя ему и поручают произносить доклады на съездах от имени ЦК, но единственным официальным идеологом не считают. Но, несмотря на этот эпизод, Зиновьев был признанным толкователем заветов Ленина.

Идеи «новой оппозиции» были близки взглядам Троцкого, который был возмущен тем, что «вся полоса хозяйственно-политического развития оказалась окрашенной пассивным преклонением перед состоянием крестьянского рынка». Но, считая Зиновьева и Каменева зарвавшимися чиновниками, памятуя о травле, которую они против него развернули, он не мог поддержать этот новый вызов Сталину и правым большевикам.

Троцкого больше интересуют проблемы развития промышленности. Почему бы Сталину, отношения с которым уже полгода ничем не омрачаются, не назначить его во главе ВСНХ? А раз так, не стоит торопиться с поддержкой оппозиции. Только в конце января, после разгрома «новой оппозиции», Троцкий понял, что на это место его пока никто ставить не собирается. Тогда он свернул свою работу в этом органе.

А пока Сталин предлагал союз Троцкому. Сталин, часто встречавшийся с Троцким на Политбюро, действовал очень осторожно. Помогать ему Троцкий не стал, но и Зиновьева не поддержал. Нейтрализовав Троцкого, Сталин обеспечил себе победу.

15 декабря, накануне съезда, большинство Политбюро послало ультиматум: принять за основу резолюцию Московской организации, членам руководства не выступать на съезде друг против друга, отмежеваться от наиболее резких выступлений членов ленинградской организации Саркиса и Сафарова, восстановить в правах сторонников большинства Политбюро, исключенных из ленинградской делегации перед съездом. Принятие этих требований означало бы полную капитуляцию Зиновьева и Каменева. Они отвергли этот «компромисс», что позволило Сталину обвинить их в отказе от сохранения единства.

Решающее столкновение между большинством Политбюро и «новой оппозицией» Зиновьева и Каменева произошло на XIV съезде партии 18-31 декабря 1925 года. В докладе Сталин изложил господствующую точку зрения: «Мы должны приложить все силы к тому, чтобы сделать нашу страну страной экономически самостоятельной, независимой, базирующейся на внутреннем рынке... ». Это - залог движения к социализму. Зиновьев не против этого движения. Суть разногласий в другом. Каменев, конкретизируя суть разногласий, говорил, что Бухарин и Сталин видят «главную опасность в том, что есть политика срыва НЭПа, а мы утверждаем, что опасность в приукрашивании НЭПа».

Стороны требовали друг от друга покаяться в прошлых ошибках (в том числе и тех, которые «ошибающиеся» признали), обильно цитировали Ленина. Бухарин привычно напомнил о поведении Зиновьева и Каменева в 1917 году, обвинял «новую оппозицию» в нелояльности к ЦК, его сторонник М. Рютин дополнил список обвинением в создании фракции.

Главная опасность выступлений «новой оппозиции» - возможность оглашения страшной тайны: Сталин, Зиновьев и Каменев тоже создали свою фракцию. Но прямо сказать об этом пока решился только Лашевич, да и то намеками, шутливо упомянув «тройку», «семерку» и «туз». Имелись в виду не карты из «Пиковой дамы», а фракционные органы большинства Политбюро. Лашевича резко оборвали. Члены фракции большинства вымарали ответы Лашевичу о «тройке» и «семерке» из стенограммы, чтобы никто не догадался, что Сталин и Бухарин тоже действуют с помощью фракционных методов. Позднее Зиновьев и Каменев будут прямо говорить об этом, но партийная масса уже привыкнет, что оппозиции верить нельзя.

Но Сталин не был намерен терпеть господство явно враждебной ему группировки во второй по величине организации ВКП(б) (теперь было это новое сокращение, так как на съезде партию переименовали из российской во всесоюзную). ЦК отверг предложение губкома (в обмен на признание решений съезда должна быть прекращена травля зиновьевцев и чистка руководства Ленинградской организации, но требовал капитуляции оппозиции).

Зиновьевцы оборонялись. Большинство районных и заводских организаций ВКП(б) в Ленинграде поддержали Зиновьева. Большинство сочувствовали зиновьевцам хотя бы потому, что они настаивали на улучшении положения рабочих за счет крестьян.

Но большевики привыкли к дисциплине: что скажет ЦК, то и правда. Одна за другой районные организации признавали правоту победившей на съезде фракции Сталина - Бухарина.

Лидеры оппозиции были высланы на работу в другие регионы. Зиновьеву и Евдокимову разрешалось приезжать в Ленинград только по личным делам. «Гнездо» оппозиции было разорено, но ее бойцы не собирались складывать оружие в борьбе за свои принципы.

В начале 1926 года коммунистическая оппозиция была расколота на несколько фракций: троцкисты, «новая оппозиция», группа «демократического централизма» (сапроновцы), «рабочая оппозиция» (шляпниковцы), «рабочая группа» (медведевцы). Наиболее влиятельными были первые две группировки. Несмотря на острую неприязнь их вождей друг к другу, объединение было неизбежно - две группы имели практически общие взгляды. Еще в апреле Троцкий не терял надежды договориться со Сталиным о «более дружной работе, разумеется, на почве решений XIV съезда». Но затем Троцкий понял, что Сталин не намерен возвращать его к реальной власти. Начались переговоры о примирении между опальными лидерами. Сталин не без тревоги наблюдал за сближением двух групп. Особенно беспокоил Зиновьев, который по части политической интриги был своего рода учителем Сталина. Сталин был готов использовать униженного Троцкого на вторых ролях как ценного специалиста. Но теперь, когда Сталина атакуют его недавние друзья, Троцкий тоже усилил натиск. Это нетерпимо, в условиях такой склоки ЦК не может работать. Большевистская политическая культура была чужда согласованиям. Руководящее ядро могло работать только как единая команда, но эта команда подбиралась Лениным и без него быстро превратилась в совокупность враждующих групп. Однако просто очистить руководство от несогласных было опасно - вместе с опальными вождями могли уйти сотни их сторонников, занимающих важные посты. Раскол партии означал и раскол государственной структуры, потерю однопартийности.

Началась медленная, подспудная работа по превращению Троцкого, Каменева и Зиновьева «в политических отщепенцев вроде Шляпникова». Их сторонников перемещают с места на место, чтобы нигде не дать закрепиться, обрасти кадрами, реальными властными полномочиями. Снова распространяется информация о «недостойном прошлом», часто клеветническая. Унизить противника, чтобы массы коммунистов перестали уважать Троцкого, Каменева и Зиновьева. Сталин надеялся бить зиновьевцев и троцкистов по частям, но давление на оппозиционеров ускорило их сближение.

Еще в июне Троцкий упрекает Зиновьева и Каменева за бюрократизм и травлю «троцкизма». На Политбюро Троцкий голосовал то за, то против предложений Зиновьева. Но накануне июльского пленума ЦК лидеры оппозиции наконец столковались и признали ошибочность борьбы друг против друга в 1923-1924 годах. Зиновьев признал, что оппозиционное движение 1923 года «правильно предупреждало об опасности сдвига с пролетарской линии». Троцкий также признал «грубой ошибкой» то, что он раньше связывал «оппортунистические сдвиги» с деятельностью Зиновьева и Каменева, а не Сталина.

Поскольку против опальных большевиков работала вся мощь секретариата ЦК с его слаженным аппаратом, оппозиционеры попытались наладить рассылку своих материалов, чтобы информировать партийные круги о своей позиции и опровергать клевету большинства. Но сталинский аппарат быстро отследил появление их в Брянске, Саратове, Владимире, Пятигорске, Омске, Гомеле, Одессе. Раз аппарат ЦК работал против них, оппозиционные вожди использовали подчиненные им аппараты. Сотрудники Зиновьева по Коминтерну ездили по стране, собирая сторонников левых. Старые конспираторы с дореволюционным стажем стали назначать явки, шифры и пароли. Вольномыслящие коммунисты перепечатывали материалы оппозиции, даже если не были с ними согласны: партия должна знать разные мнения.

Руководитель Краснопресненской организации М. Рютин узнал о происшедшем и немедленно доложил «куда следует». Активность оппозиционеров была истолкована соответствующим образом: оппозиционеры создали подпольную организацию внутри партии, фракцию. Июльский пленум ЦК, издевательски предложив оппозиционерам открыто высказывать свои взгляды, исключил Зиновьева из Политбюро, Лашевича - из ЦК. Он был также выведен из Реввоенсовета - велась чистка армии.

В ответ на обвинения во фракционности оппозиционеры разгласили страшную тайну Сталина: «В течение двух лет до XIV съезда существовала фракционная «семерка», куда входили шесть членов Политбюро и председатель ЦКК тов. Куйбышев. Эта фракционная верхушка секретно от партии предрешала каждый вопрос... Подобная же фракционная верхушка существует несомненно и после XIV съезда. Пленум предпочел этому не поверить. Тем более что сидевшие в президиуме люди знали, что это правда. Зато Сталину пришлось пережить серьезное унижение, когда оппозиция добилась зачтения им последних писем и статей Ленина, направленных против генсека. Сталин зачитал тексты, но никаких организационных выводов из них сделано не было.

Оппозиция напомнила, что большинство Политбюро действовало как фракция. Но большинство уже приняло решение превратить оппозиционеров в «политических отщепенцев».

Июльский пленум должен был нанести удар и по Каменеву, но он на прямой фракционной работе не попался.

3 августа 1926 года Каменев подал в отставку с поста наркома, за который не держался. В глазах партийного актива это тоже выглядело как поражение.

«Объединенная оппозиция» не считала себя разбитой. По итогам пленума 13 лидеров троцкистов и зиновьевцев приняли общую резолюцию, которая стала первым документом объединенной оппозиции. В нем говорилось: «Ближайшая причина все обостряющихся кризисов в партии - в бюрократизме, который чудовищно вырос в период, наступивший после смерти Ленина, и продолжает расти».

В чем причина? Большевики сразу после прихода к власти тащили пролетариат туда, куда он не желал, активно сопротивляясь большевистской власти. Что касается коммунистического «авангарда», то он уже несколько раз «побеждал» оппозиционеров во время дискуссий. Причины бюрократии коммунистическая оппозиция не нашла, да и не могла найти в силу своей приверженности сверхцентрализованной модели социализма.

Крепко спаянный централизованный аппарат партии-государства стал ядром этакратического класса, основой которого была бюрократия. Ее усиление вытекало с неизбежностью исторического закона из огосударствления экономики, партийно-государственной централизации и подавления гражданского общества. Программа оппозиции ничего не противопоставляла этому процессу. Она выражала интересы части коммунистической технократии, и при всей ненависти к своим бюрократическим «братьям по классу» объективно содействовала их усилению. Оппозиция лишь пыталась избавить бюрократию от правых иллюзий, придать государственному хозяйству больший динамизм. Со временем лидеры бюрократии воспримут экономическую часть троцкистской программы. Но вожди оппозиции считали, что их программа может быть реализована только под их руководством.

29 сентября 1926 года были исключены нескольких малоизвестных партийцев за фракционную работу. Партийные чиновники проверяли, готовы ли вожди оппозиции заступаться за свой актив. Они были готовы. Направившись в Коммунистическую академию, где была запланирована встреча с этими партийными руководителями (а оппозиционеры формально оставались партийными руководителями), левые подвергли политику большинства Политбюро разгромной критике. Троцкий и Зиновьев имели огромный ораторский опыт, увлекали за собой аудиторию, даже уже обработанную официальными агитаторами ЦК.

Окрыленные первым успехом, лидеры «объединенной оппозиции» пошли в рабочие ячейки и там тоже имели успех.

На собраниях Троцкий так излагал программу левой оппозиции: «На полмиллиарда сократить расходы за счет бюрократизма. Взять за ребра кулака, нэпмана - получим еще полмиллиарда. Один миллиард выиграем, поделим между промышленностью и зарплатой. Вот в двух словах наша хозяйственная программа». Все эти цифры были совершенно условны. Правым было ясно одно: резкое сокращение бюрократии приведет только к дезорганизации государственного хозяйства. Экспроприация кулаков и нэпманов даст средства только на год, а потом брать будет не с кого.

Никто из членов Политбюро не решился противостоять в открытой полемике Троцкому и Зиновьеву, когда они, окрыленные успехом, вместе со своими сторонниками - Радеком, Пятаковым, Смилгой и др. созвали несколько собраний на фабриках и заводах в Москве и окрестностях. Сталин и Бухарин опасались большого скандала, особенно в условиях назревающего экономического кризиса. Истинные настроения партийного актива были неизвестны - далеко не все решались высказывать то, что думают.

Открыто в Москве и Ленинграде за оппозицию решились проголосовать только 496 человек, но по данным чехословацкого дипломата И. Гирсы, в Москве около 45% коммунистов были на стороне оппозиции.

Пока недовольство политикой ВКП(б) было еще не очень велико. Кризис НЭПа еще не набрал силу. К тому же предлагавшаяся оппозицией демократия не касалась народа (рабочему классу обещали сохранение зарплаты, не более), речь шла о демократии для элиты. Диктаторский «имидж» вождей оппозиции ослаблял силу ее агитации за демократию и против бюрократизма. Страна помнила Троцкого как жестокого диктатора времен гражданской войны, Ленинград помнил авторитарный стиль руководства Зиновьева.

Отсутствие возможности отстаивать свои взгляды в печати ставило оппозицию под удар клеветы - ее требования в выступлениях Бухарина и его сторонников доводились до абсурда. Использовались и антисемитские нотки. Правящая фракция давила механической концентрацией своих сил, угрозой репрессий.

Оппозиционеры пытались представить себя равноправным течением в партии и 4 октября обратились в ЦК ВКП(б) с заявлением о необходимости налаживания «совместной дружней работы» и «ликвидации тяжелого периода внутрипартийной распри». Политбюро затем оценило это заявление как признание правильности политики ЦК, что было явным преувеличением. А пока оно вынуждено было услышать призыв к компромиссу и выставило 11 октября свои условия, сводившиеся к прекращению фракционной работы и недопустимости открытой дискуссии. Требовалось также отмежеваться от других оппозиционных групп, критиковавших Политбюро. Поскольку левые отрицали, что ведут именно фракционную работу, и отрицательно относились к более радикальным оппозиционерам, чем они сами, то Троцкому, Зиновьеву и Каменеву оставалось согласиться только на прекращение дискуссии.

Достижению компромисса способствовало и то, что сталинское руководство по-прежнему не чувствовало себя уверенно. Сохранялись «опасения быстро и резко порвать друг с другом при неустойчивости режима и боязни внешних и внутренних его противников в случае внезапного раскола или распада партии».

15 октября передовица «Правды» отзывалась об оппозиции в компромиссном тоне.16 октября лидеры левых подписали заявление, в котором вновь подтверждалось осуждение фракционной борьбы (оппозиционеры не признавали, что ведут именно фракционную борьбу), признавались некоторые ошибки, хотя и утверждалось, что оппозиция остается «на почве своих взглядов», изложенных «в официальных документах и речах... ». Признание ошибок стало условием компромисса - Сталину было важно унизить противников, использовать и это столкновение, чтобы подорвать авторитет опальных вождей, чья слава еще недавно превосходила его, Сталина, славу. И дело было не в личных амбициях. Чтобы победить в политической борьбе, необходимы гораздо большие авторитет, влияние, поддержка, чем у противника.

Оппозиционерам могло показаться, что за ними признали право на инакомыслие - сохранение ошибок, с которыми нужно бороться идейно, а не организационно. Но Сталин решил закрепить успех именно «оргмерами». Объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) 23 и 26 октября рассмотрел вопрос «О внутрипартийном положении в связи с фракционной работой и нарушении партийной дисциплины ряда членов ЦК». По предложению С. Кирова было принято постановление, в соответствии с которым Зиновьева отозвали из руководства Коминтерном, Троцкого вывели из Политбюро, а Каменева - из кандидатов в члены Политбюро. Меры взыскания должны были быть умеренными. Важно было не вызвать к опальным вождям излишнюю жалость, а в случае обострения обстановки в стране можно было бы и примириться с этими опытными работниками, которые с наибольшей эффективностью действовали именно в условиях революции.

Одновременно Сталин настоял на еще одном унижении оппозиции. В качестве проверки на лояльность Зиновьева ему предложили выступить против других оппозиционеров, которые стояли за отказ от однопартийности, компромисс с социал-демократией, широкую демократизацию. Этот уклон, представленный прежде всего «рабочим оппозиционером» С. Медведевым, был заклеймен как меньшевистский, и Зиновьеву было предложено выступить против него в прессе. Зиновьев согласился, так как действительно не был сторонником столь широкой демократизации, но затягивал выступление против коллег по оппозиционной деятельности. В итоге честь дать отпор «меньшевистскому уклону» выпала на долю Бухарина, который осудил правых в статье «Правая опасность в нашей партии». «Новой оппозиции» пришлось присоединяться к позиции Бухарина.

Эта история была важным успехом Сталина: ему удалось одну группировку изолировать и заставить покаяться, а другую - отмежеваться от возможного союзника и присоединиться к официальной позиции. Оппозиционный фронт был расколот. Это «тактическое средство, которое впервые было использовано для подрыва оппозиционного блока в октябре 1926 года, затем последовательно применялось Сталиным на протяжении 1927-1929 годов, когда «зиновьевцы после «покаяния» служили оружием борьбы с троцкистами... », - комментирует эти события В. А. Шишкин.

После вероломного нарушения Сталиным компромисса 16 октября оппозиционеры продолжали рассылать материалы, в которых призывали бороться «против ликвидации партии, проводимой сталинской фракцией под лицемерными лозунгами «единства». За действительное единство партии - на основе внутрипартийной демократии». Они готовились к новым политическим баталиям.

Разоблачая международную политику Сталина и Бухарина, оппозиционеры грозили партии внешним вторжением. Апеллируя к традициям старого большевизма, оппозиционеры требовали восстановить внутрипартийную демократию (но ни в коем случае - демократию вне партии).

НЭП привел, по мнению оппозиционеров, к сползанию от революции к «термидору».

Оппозиционеры чувствовали, что для них наступил последний и решительный бой.

«Борьбу на истощение» против оппозиции, ведущуюся за последнее полугодие, Сталин решил теперь заменить «борьбой на истребление». Почему? Потому что Сталин стал слабее.

Критика бюрократии левой оппозицией становилась все более радикальной, причем даже на заседаниях партийного суда ЦКК, куда время от времени вызывали оппозиционеров. Осудить их не удавалось. Результаты этих прений были неутешительными для Сталина.

Аппарат вычищал партийные и государственные органы от оппозиционеров либо перемещал их с места на место, лишая реальной власти.

Но сломать лидеров оппозиции пока не удавалось. Памятуя неудачный опыт ЦКК, против Троцкого и Зиновьева был выставлен объединенный пленум ЦК и ЦКК, который проходил 29 июля - 9 августа. Троцкий и Зиновьев обвинялись в том, что они выступают с антипартийными речами, обвиняют партию в термидорианстве, заявляют, что партийный режим страшнее войны. Особую опасность для правящей группы представляло «печатание и распространение фракционной литературы не только среди членов партии, но и беспартийных, организация подпольных фракционных кружков».

Сталин накопил богатый опыт проведения политических баталий с оппозицией. Он успешно вел кампанию. Троцкому просто не давали говорить, постоянно его перебивая. Продираясь через крики цекистов, Троцкий пытался обвинять Сталина и Бухарина в пересмотре ленинизма и диктатуре. На обвинения в том, что выступая против руководства, оппозиция подрывает обороноспособность страны, Троцкий ответил: «Партия должна сохранять контроль над всеми своими органами во время войны, как и во время мира». К аргументам Троцкого не очень прислушивались. Решение об исключении Троцкого и Зиновьева из партии было принято за основу. Они решили, что уже исключены, и не пошли на заседание ЦК 6 августа. Однако сценарий расправы еще не был завершен. Как в царские времена, для унижения жертвы в последний момент предполагалось помилование. Немедленное исключение грозило расколом партии, а Сталин в это время еще планировал тянуть время, держать вождей оппозиции на грани исключения, но не рисковать. Ведь исключение Троцкого из партии могло вызвать ее раскол и возникновение второй коммунистической партии в полуподполье. И все это - в условиях опасности военного вторжения.

Стороны договорились о компромиссе. Началась новая торговля о тексте, который должны подписать оппозиционеры. Быстро договорились на осуждении фракционности (оппозиция была против фракционности и считала свои действия вынужденным ответом на произвол сталинской фракции), об отказе от создания второй компартии. После недолгих препирательств оппозиция согласилась признать, что термидорианское перерождение партии не стало фактом, есть только такая угроза. В ответ оппозиция требовала объявления официальной дискуссии по ее платформе. Сталин рекомендовал принять эти условия.

Лозунгом оппозиции стало: «Ни новое 16 октября, ни лозунг второй партии». Она уже не хотела идти на уступки, надеясь вернуть себе большинство в партии по мере «полевения» ситуации в стране. Когда недовольство сталинско-бухаринским курсом станет массовым, произойдет «сдвижка власти». Это может произойти как в условиях военных поражений, так и в условиях острого социального кризиса.

Ставкой оппозиции стал XV съезд партии. Левые понимали, что сталинский аппарат не даст троцкистам завоевать большинство на съезде, но они надеялись сагитировать массы делегатов. Поскольку дискуссия все же была объявлена, они выдвинули свою платформу.

Ветераны борьбы с троцкизмом на историческом фронте и сейчас считают, что «изначальная нереализуемость заявок, помноженная на громадную амбициозность их авторов... лишала эти платформы политической перспективы». Так хотел представить дело и Сталин: нереально, одни амбиции. Но в политике нет людей без амбиций. Они лишь по-разному проявляются. А вот «нереализуемость» троцкистских идей весьма сомнительна. Ведь их социально-экономическая составляющая была позднее почти полностью, а иногда и с избытком реализована Сталиным, а политическая - взята на вооружение Бухариным. Так что присмотримся к программе троцкизма повнимательней.

Проект платформы большевиков-ленинцев (оппозиция) к XV съезду утверждал: «Группа Сталина ведет партию вслепую», скрывая силы врага, не давая объективно анализировать трудности. К этим трудностям левые относили медленный рост промышленности и заработной платы рабочих, тяжелое положение бедняков и батраков, рост безработицы, потворство кулачеству, которое контролирует значительную часть товарного хлеба и продолжает усиливаться.

Платформа выдвинула ряд обычных социал-демократических требований по защите труда, в частности предложила повышать заработную плату в соответствии с ростом производительности труда. Это справедливое требование, однако, лишало государство возможности получать дополнительную прибыль при росте производительности, что в условиях дефицита средств было совсем некстати. Левые рассуждали, как марксисты в эксплуататорском обществе, а правые и центристы (группа Сталина) - как прагматики, которым нужны были деньги на индустриализацию.

Платформа призывала к борьбе против сельской буржуазии: «Растущему фермерству деревни должен быть противопоставлен более быстрый рост коллективов... Наряду с этим необходимо оказывать более систематическую помощь и бедняцким хозяйствам, неохваченным коллективами, путем полного освобождения их от налога, соответствующей политики землеустройства, кредита на хозяйственное обзаведение, вовлечение в сельскохозяйственную кооперацию».

Лишенному точного классового содержания лозунгу «создания беспартийного крестьянского актива через оживление Советов» (Сталин - Молотов), что приводит на деле к усилению руководящей роли верхних слоев деревни, нужно противопоставить лозунг создания «беспартийного батрацкого, бедняцкого и близкого к ним середняцкого актива». В 1928-1929 годах Сталин возьмет на вооружение эти предложения, и даже перевыполнит их, проводя коллективизацию.

Платформа подвергла критике проект пятилетнего плана, разработанный комиссией Госплана, особенно - «затухающие» темпы роста. Эти темпы хороши для капиталистического государства, но при централизации ресурсов в единых государственных руках - можно выжать гораздо большую скорость. И здесь Сталин прислушивается к аргументам Троцкого.

Но где взять средства на индустриальный рывок? Левые предлагали изъять средства у частных предпринимателей (возможно - ценой полного подавления частной инициативы) и направить их на ускорение темпов индустриализации и коллективизации. Это был рискованный ход. Если государственный сектор не заработает, когда частный уже разрушится, - обвалится вся экономика. Поэтому левая оппозиция предлагает относительно осторожные меры, которые, как кажется, не добивают частника до конца. Уже в 1928 году правящее большинство пойдет по этому пути, и выяснится, что полумер не хватает. Нужно решаться - или отказ от государственного социализма, или рывок к нему несмотря ни на какие жертвы общества.

В области внешней политики левые предлагали отказаться от внешнеэкономических уступок даже в условиях военной угрозы (иначе мировой рынок растворит социалистические элементы в советской экономике) и «взять курс на международную революцию».

Своим противником в правящей элите левые считают аппаратно-центристскую группу Сталина, воздействующую на хозяйственное руководство (Рыкова и др.) бывших эсеров и меньшевиков, которые составляют около четверти партактива, профсоюзную верхушку Томского и ревизионистскую «школу» красных профессоров во главе с Бухариным. Чтобы исправить положение, оппозиция предлагает восстановить внутрипартийную демократию в духе последних статей Ленина и резолюции 5 декабря 1923 года. Но, эти планы вели к демократии только для партийных верхов.

А вот группа «Демократического централизма» Т. В. Сапронова и В. Смирнова применила к сложившейся ситуации свои предложения, выдвинутые еще во время профсоюзной дискуссии 1921 года, когда решалось - какой быть социальной системе Советской России по окончании гражданской войны. Тогда идеи производственной демократии были похоронены под прессом ленинского авторитета. Теперь, когда производственный и государственный авторитаризм зримо вел к бюрократизации, «демократические централисты» решили напомнить партии и рабочим о своих предложениях: «Внутренний распорядок на фабрике должен быть изменен в сторону его демократизации. Должен быть твердо проведен курс... на усиление участия рабочей массы в управлении производством. В этих целях:

а) при назначении директоров заводов и их помощников предполагаемыми высшими хозяйственными органами кандидатуры должны становиться на обсуждение общих или цеховых собраний рабочих, которые могут выдвигать и собственные кандидатуры. Окончательное назначение может быть сделано лишь после такого обсуждения, на основании учета отношения рабочих к выдвигаемой кандидатуре и предложений общих собраний;

б) при директоре завода должно быть создано постоянное совещание из высшей администрации, представителя производственного совещания и представителей рабочих, выбираемых на общих собраниях рабочих. Решения этого совещания не являются обязательными для директора, но все основные вопросы деятельности предприятия должны обсуждаться на нем так, чтобы выборные от рабочих были вполне в курсе дел предприятия, а администрация знала отношение рабочих к проводимым мероприятиям. Та же система должна быть проведена и в крупных цехах;

в) вместо теперешней пестроты в организации производственных совещаний, должна быть всюду проведена выборность этих совещаний и подотчетность рабочим. Работа их должна быть теснейшим образом связана с работой упомянутых выше постоянных совещаний при директоре завода».

Сапронов и его сторонники были настроены в отношении Сталина гораздо категоричнее. Они критиковали осторожность Троцкого. Впоследствии оказалось, что Сталин под давлением обстоятельств легко может отказаться от «термидорианской» экономической политики. Для части троцкистов это станет сигналом для примирения с ним. Но «демократические централисты» оказались дальновиднее в другом - «полевение» Сталина не остановит бюрократического «перерождения». В этом отношении Сталин, даже проводя левую экономическую политику, остался правым, «термидорианцем» и даже «бонапартистом», ибо содействовал усилению раскола общества на классы, укреплению бюрократической системы.

«Объединенная оппозиция» отмежевалась от «слишком» демократических предложений 15-ти, но с оговоркой: «Мы держимся того мнения, что платформа 15-ти должна быть напечатана в партийной печати, как это всегда делалось при Ленине». Впрочем, пока не была опубликована и платформа «Объединенной оппозиции».

Сталин понимал, что в условиях, когда оппозиция оказывается права в споре о стратегии большевизма, когда вот-вот придется принять ее предложения почти по всем экономическим и внешнеполитическим вопросам, чисто политическими методами проблему борьбы за лидерство не решить. Распространение оппозиционных материалов лишало правящую группу монополии на прессу, возможности клеветнически интерпретировать лозунги оппозиции. Партактив мог понять, что его обманывают. Троцкистам со временем удалось бы сагитировать партию, особенно по мере дальнейшего углубления кризиса.

И начались обыски на квартирах рядовых троцкистов. Был разгромлен центр перепечатки троцкистских материалов. Было объявлено, что обнаружена подпольная троцкистская типография.

ГПУ арестовало неких Щербакова и Тверского, которые обсуждали с бывшим врангелевским офицером возможность организации военного переворота и приобретение типографского оборудования. Планы эти явно противоречили друг другу, скорее всего недовольные обсуждали разные варианты борьбы с советской властью. Но им не повезло - офицер был агентом ГПУ. Теперь можно было «связать» через «типографское оборудование» два следа – белогвардейский и троцкистский. Обвинения большевиков в политической уголовщине в СССР еще не звучали. Троцкисты тут же напомнили о том, как Временное правительство обвиняло большевиков в организации путча на немецкие деньги (среди обвиняемых тогда были Троцкий и Зиновьев), а также о методе «амальгамы», применявшемся «термидорианцами» во время Французской революции. На самом деле этот метод, заключавшийся в объединении в одном процессе обвиняемых революционеров и контрреволюционеров, был опробован как раз якобинцами, т.е. левыми. Но троцкисты упоминали именно нужную им аналогию.

Тем временем сталинцы выдвинули еще более тяжкое обвинение... Выступая 26 октября, Молотов заявил: «Оппозиция воспитывает в своей среде некоторые такие элементы, которые готовы на любые способы борьбы с партией. Поэтому заострение борьбы на личных нападках, на травле отдельных лиц может служить прямым подогреванием преступных террористических настроений против лидеров партии». В 1927 году эта «бомба» не взорвалась. Она продолжала лежать до 1934 года.

В то же время бюрократия сплотилась, отобрала у оппозиции часть лозунгов, оппозиционеров снимали с постов, а некоторых и арестовывали. Несмотря на то, что документы оппозиции по-прежнему распространялись под грифом «Только для членов ВКП(б)", левые и правые уже действуют как две партии. На стороне одних - недовольный НЭПом беспартийный рабочий актив, на стороне других - беспартийные спецы.

Сталина понял, что дальнейшее затягивание раскола приносит ему одни минусы.21-23 октября 1927 года объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) снова обсуждал персональные дела Троцкого и Зиновьева. Пленум, осудил линию оппозиции и исключил Троцкого и Зиновьева из состава ЦК.22 октября, сразу после исключения вождей оппозиции из ЦК, остальные оппозиционные члены ЦК и ЦКК заявили: «Это есть прямая попытка поставить XV съезд перед актом раскола». Они обещали и дальше вместе с исключенными товарищами отстаивать дело ленинской партии «против оппортунистов, против раскольников, против могильщиков революции». «Могильщики» - слово, больно задевшее Сталина. Он уже принял политическое решение раздавить оппозицию, как в свое время раздавили меньшевиков - тюрьмами и ссылками.

Разгром оппозиции произошел на XV съезде ВКП (б) 2 - 19 декабря 1927 года. Оппозиционеры были представлены на съезде несколькими делегатами с совещательным голосом, которых подвергли показательной идеологической «порке». При выступлении Каменева и Раковского их постоянно перебивали, не давали говорить, оскорбляли, обвиняли в предательстве партии. Рыков и Томский требовали ареста оппозиционеров. Оппозиция был обречена на поражение, потому что не мыслила себя вне партии. По утверждению Троцкого, уже после 7 ноября «единственной заботой Зиновьева и его друзей стало теперь: своевременно капитулировать». Но и задачи троцкистов пока не очень отличались.10 декабря съезд получил отдельные послания троцкистов (Раковский, Муралов и Радек) и зиновьевцев (Каменев, Бакаев, Евдокимов и Авдеев). Они были почти одинаковыми, в них излагались просьбы сохранить хотя бы свои взгляды, при условии роспуска фракций. Сталин уже не верил таким заявлениям.

XV съезд ВКП(б) пришел к выводу, что «оппозиция идейно разорвала с ленинизмом, переродилась в меньшевистскую группу», и исключил из партии 75 лидеров Объединенной оппозиции и 15 «демократических централистов». 19 декабря зиновьевцы попросились назад, но съезд предложил им обращаться в свои парторганизации в индивидуальном порядке. Исключенные из партии оппозиционеры были отправлены в ссылку, как социал-демократы начала XX века.16 января 1928 года. Троцкий был выслан из Москвы в Алма-Ату. Возможности для легального действия у видных оппозиционеров больше не было, на свободе осталось не много активных троцкистов. Рабочий класс не заступился за левую оппозицию - дальше простого интереса к ее мнению дело не пошло.

Оппозиция потерпела поражение в легальной борьбе. Но она не признала поражения своих идей, тем более что многие из них уже брались на вооружение победителями. Левая оппозиция сохранила и часть своих подпольных структур. Ее активисты, несмотря на угрозы арестов, продолжали распространять листовки, а в одиннадцатую годовщину Октябрьского переворота снова провели демонстрации в нескольких городах страны. После массовых арестов троцкистов в Киеве оставшиеся на свободе товарищи устроили еще и демонстрацию перед ОГПУ - первую демонстрацию коммунистов против репрессивных органов СССР. Троцкий рассылал из ссылки сотни писем как ссыльным, так и остававшимся на воле товарищам. Он готовился к новым боям, не сомневаясь, что кризис НЭПа заставит партию принять его программу.

Сталин В.И., Каменев Л.Б., Ленин В.И., Зиновьев Г.Е. (все названы по кличкам)

"Новая оппозиция"

"Новая оппозиция" - группа в ВКП(б) в 1925 во главе с Зиновьевым Г.Е . и Каменевым Л.Б . Выступила на XIV съезде партии с критикой деятельности Сталина И.В ., предлагая сменить его с поста Генерального секретаря ЦК. Группа получила поддержку парторганизации Ленинграда. Съезд осудил выступление группы, но её руководители были избраны в руководящие органы партии. Позже почти все участники группы репрессированы . Внутрипартийная борьба ВКП(б) в 1920-е имела объективные и субъективные причины:

После окончания Гражданской войны на повестку дня ставится вопрос о дальнейшем пути развития страны; это была объективная основа внутрипартийной дискуссии о путях строительства социализма в одной стране, о судьбах НЭПа , о темпах и источниках индустриализации и так далее.

Усиливавшаяся роль партии в государстве , особенно её аппарата подталкивала членов его руководства к борьбе за влияние на аппарат, на кадры партии, на советы , т.е., к борьбе за реальную власть в стране. После смерти Ленина В.И . особенно активными в этой борьбе были Сталин И.В. и Троцкий Л.Д . Всё это придавало внутрипартийной борьбе острую ожесточённость. Сталин И.В. стремился к авторитарному режиму , убирая своих противников в руководстве партии. Внутрипартийная борьба выливалась в форму "внутрипартийных дискуссий": 1923-1924 - борьба с троцкистами; 1925 - борьба с т.н. "новой оппозицией", сторонниками Каменева Л.Б., Зиновьева Г.Е.; 1926-1927 - борьба в т.н. "объединенной" троцкистско-зиновьевской оппозицией .

Индустриализация в СССР. Цели и направления

Троцкий Л.Д., Ленин В.И., Каменев Л.Б.

В партии в ходе дискуссии оформлялись течения:

- левые во главе с Троцким Л.Д., выступавшие за усиление планового хозяйства, за быстрые темпы индустриализации, за наступление на зажиточных крестьян

- правые - во главе с Бухариным Н.И. , за умеренное вмешательство в экономику, за умеренные темпы индустриализации, за умеренные налоги с крестьян

Центр - во главе со Сталиным И.В. осуществлял лавирование в зависимости от конъюнктуры в партии и в стране.

Результатами внутрипартийной дискуссии 1920-х были осуждение оппозиционных центру групп, изоляция, а затем - устранение противников Сталина И.В., утверждение культа личности Сталина И.В.

2. Стратегия и тактика Сталина в борьбе против объединенной оппозиции

Внушительный и, для сталинского руководства во многом неожиданный, провал хлебозаготовок в 1925 году из-за отказа крестьян везти большую часть хлеба на рынок убедили Каменева и Зиновьева в ошибочности взглядов, которые отстаивал ближайший в то время союзник Сталина - Бухарин. Крестьянство, решили они, пошло по капиталистическому пути развития и необходимо вернуть его на социалистический путь мерами государственного принуждения, в чем они видели первый шаг к выходу из кризиса. Вторым шагом они считали ускоренное развитие государственной индустрии. Однако, считая невозможным возврат к продразверстке, реальных источников финансирования индустриализации они не видели, что привело их к заключению о невозможности построить социализм в СССР из-за его экономической отсталости до тех пор, пока не победят революции в развитых странах и победивший европейский пролетариат не окажет СССР необходимую экономическую помощь. Тем самым, Каменев и Зиновьев фактически перешли на платформу Троцкого.

Сближение «новой оппозиции» с троцкистами для многих членов партии представлялось явлением чуть ли не загадочным и необъяснимым. Сам Троцкий писал по этому поводу: «Не мудрено, если в нашей среде сближение с Зиновьевым и Каменевым казалось, по меньшей мере, парадоксом. Среди оппозиционеров было немало таких, которые противились этому блоку. Были даже такие - правда, их было немного, - которые считали возможным вступить в блок со Сталиным против Зиновьева и Каменева. Один из близких моих друзей, Мрачковский, старый революционер и один из лучших военачальников гражданской войны, высказался против блока с кем бы то ни было, и дал классическое обоснование своей позиции: «Сталин обманет, а Зиновьев убежит». Но в конце концов такого рода вопросы решаются не психологическими, а политическими оценками. Зиновьев и Каменев открыто признали, что «троцкисты» были правы в борьбе против них с 1923 года. Они приняли основы нашей платформы. Нельзя было при таких условиях не заключить с ними блока, тем более, что за их спиной стояли тысячи ленинградских рабочих-революционеров» .

Сложившаяся к весне 1926 года объединенная троцкистско-зиновьевская оппозиция представляла для Сталина несомненную угрозу. В этом контексте весьма примечательным выглядит эпизод, описанный Троцким в его автобиографии: «С Каменевым мы, вне официальных заседаний, не встречались три года, т. е. с той самой ночи, когда он, выезжая в Грузию, обещал поддерживать позицию Ленина и мою, но, узнав о тяжелом состоянии Ленина, встал на сторону Сталина. При первом же свидании со мною Каменев заявил: «Стоит вам с Зиновьевым появиться на одной трибуне, и партия найдет свой настоящий Центральный Комитет». Я мог только посмеяться над этим бюрократическим оптимизмом, Каменев явно недооценивал ту работу по разложению партии, которую «тройка» производила в течение трех лет. Без всякого снисхождения я ему указал на это» .

Бросая ретроспективный взгляд в прошлое, кажется, что участники объединенной оппозиции делали особую ставку на новый персональный состав их лидеров. Они - и это отмечают некоторые западные исследователи данного периода советской истории - возлагали немалые надежды на то, что с включением в состав объединенной оппозиции Зиновьева их общие позиции явно укрепятся. Расчет был таков: Зиновьев - был ближайшим соратником Ленина, ленинцем с неподмоченной репутацией. Однако те, кто придерживается такой точки зрения, допускают серьезную ошибку и явно грешат против истины. Они забывают о том, что именно Ленин требовал исключения из партии Зиновьева из-за его противодействия в связи с подготовкой к революционному выступлению в октябре 1917 года. К тому же, сколачивание ленинградской оппозиции и ее разгром на XIV съезде партии едва ли прибавили авторитета лично Зиновьеву и его сторонникам. Сталин к тому времени уже сумел настолько политически скомпрометировать Зиновьева, что рассматривать последнего в качестве возможного харизматического лидера было, по меньшей мере, непозволительной наивностью. Ситуация к тому времени радикально изменилась, а оппозиционные вожди все еще мнили себя законными наследниками Ленина. Это и дает основание не рассматривать их в качестве проницательных и дальновидных политиков. Хотя, повторяясь, замечу, что генсек не настолько взял под свой личный контроль ситуацию в партии и стране, чтобы преуменьшать масштабы угрозы, которую представляла для него объединенная оппозиция.

Я не стану в деталях рассматривать все перипетии борьбы между сталинской группировкой и этой объединенной оппозицией, поскольку в определенном смысле вся эта борьба уже является всего лишь одним из эпизодов в истории партии и советского государства. Однако в политической биографии Сталина она, несомненно, имела чрезвычайно важное значение. В сущности, это была кульминация его борьбы за утверждение своего политического лидерства. Но сказать это - не значит сказать все. С точки зрения формирования сталинской стратегии дальнейшего развития страны борьба с объединенной оппозицией занимает особое место. Именно в ее ходе у Сталина сформировалось и приняло достаточно четкую форму видение магистральных путей будущего развития Советского Союза. И прежде всего, - и это надо особо подчеркнуть - в области стратегии экономического развития.

Несколько упрощая картину, можно сказать, что формой противоборства выступала борьба за власть, а содержанием ее - споры вокруг вопроса о путях дальнейшего развития страны. В этом смысле она носила судьбоносный характер и далеко выходила за рамки и пределы чисто личного соперничества и борьбы за политическое верховенство. Многие историки, к сожалению, главный акцент делают на борьбе за личную власть, на стремлении Сталина утвердить и упрочить свое лидирующее положение в партии. Эти моменты, без всякого сомнения, наличествовали и во многом предопределяли как характер, так и формы противостояния. Но сводить все к этому важному, но не единственному и, на мой взгляд, не самому решающему элементу противостояния, значит упрощать тогдашнюю историческую картину. Правильнее было бы сказать, что это было столкновение двух полярных концепций будущего развития страны, помноженное на ожесточенное и непримиримое противоборство за власть. Да и сама власть Сталину нужна была не только как главный атрибут лидерства, но и как орудие и средство реализации определенной стратегической программы строительства страны. Только с учетом этих двух важнейших компонентов можно дать объективную оценку борьбы, которая раздирала партию и страну в 1926 - 27 годах.

Впрочем, написав последнюю фразу, я подумал, что ограничивать период борьбы только этими годами, было бы неверно с исторической точки зрения. Хотя, конечно, именно эти годы стали апогеем внутрипартийной борьбы. В дальнейшем на смену одним оппозициям приходили другие. А с разгромом оппозиций всегда находились причины и аргументы для развертывания новых, еще более суровых форм борьбы. Но об этом речь пойдет в дальнейшем.

В 1926 году ситуация в стране осложнилась. Во время выборов в местные Советы беспартийные крестьяне проявили большую активность и получили много мест, а доля коммунистов и рабочих в местных Советах уменьшилась При этом крестьяне стали настаивать на создании своей, крестьянской, партии. Именно в такой обстановке в апреле 1926 года произошло объединение группы Троцкого и группы Каменева - Зиновьева; бывшие соперники простили друг другу ранее нанесенные обиды и оскорбления. Так образовалась группа, прозванная сталинской пропагандой «объединенной левой оппозицией» или «троцкистско-зиновьевским блоком».

Объединенная оппозиция обвинила Сталина и его сторонников в предательстве идеалов не только мировой, но и русской революции в угоду «нэпманам», в «правом уклоне», то есть поддержке богатого крестьянства, в проведении политики, ведущей к перерождению диктатуры пролетариата в диктатуру партийной бюрократии, к победе бюрократии над рабочим классом. Троцкий, Каменев и Зиновьев предлагали начать форсированную индустриализацию, рассматривая ее и как начало экономического соревнования с капитализмом в преддверии новой мировой войны, и как начало строительства социализма. Главным источником средств для индустриализации они считали зажиточных крестьян: требовали обложить их «сверхналогом», а собранные средства направить в государственную тяжелую промышленность. Это должно было способствовать подготовке к новой войне и мировой революции.

В этот период основное внимание Сталина занимали, конечно, практические вопросы борьбы с оппозицией, создание политических и организационных условий, способных обеспечить гарантированное поражение оппозиции. Однако отнюдь не второстепенной стороной общей проблемы являлось теоретическое обоснование Сталиным своей политической платформы. Он в этот период предпринимает активные усилия, чтобы проявить себя в роли теоретика, показать, что его политический курс ничего общего не имеет с голым эмпиризмом и базируется на солидном теоретическом фундаменте. Пользуясь современным жаргоном, имидж теоретика представлял собой важную составную часть того фундамента, на котором генсек формировал свою власть в партии.

Весь исторический опыт большевизма показывал, что претендовать на роль вождя, бесспорного лидера партии было невозможно, не обретя соответствующего авторитета в теоретической области. Сталин, как уже показано выше, обладал серьезными данными, чтобы проявить себя и в данной области. И если раньше это было необходимым, чтобы на равных вести полемику с общепризнанными в то время партийными теоретиками Троцкий, Бухарин, Преображенский и отчасти Зиновьев), то в новых условиях обострения борьбы с оппозицией завоевание престижа в сфере теории большевизма стало первостепенной задачей.

Конечно, те или иные теоретические положения выдвигались Сталиным в его докладах и речах. Но этого уже было недостаточно. Генсек решил написать специальную работу. В ней с позиций «творческого ленинизма» он проанализировал ключевые проблемы спора с оппозицией. В начале января 1926 года вышла в свет его брошюра «К вопросам ленинизма». Давая ей общую оценку, следует отметить, что она, хотя и претендовала на сугубо теоретический характер, по большей части носила полемический оттенок. Теоретические проблемы рассматривались в ней под углом зрения решения практических задач и развенчания главных теоретических постулатов оппозиции. В ней автор в обобщенном виде подверг критике троцкистскую теорию перманентной революции, раскритиковал взгляды Зиновьева относительно того, что в нашей стране осуществляется диктатура партии, более обстоятельно и более широко обосновал концепцию строительства социализма в одной стране. Разумеется, в своей собственной интерпретации. Попутно, не акцентируя на этом особого внимания, Сталин внес существенные коррективы в свои прежние выводы и оценки, содержавшиеся в книге «Об основах ленинизма». Я не стану в деталях излагать новации, содержавшиеся в этом новом сталинском труде. Замечу лишь, что его характерной особенностью было органичное соединение рассмотрения теоретических проблем с задачами непосредственного социалистического строительства. Выделю лишь вопрос о том, как Сталин толковал соотношение диктатуры пролетариата и диктатуры партии. Он выступил категорически против отождествления этих двух понятий и привел в пользу своих выводов достаточно убедительные аргументы, оспорить которые было трудно. В частности, Сталин показал, что принятие тезиса о диктатуре партии логически приводило в конечном счете к принятию тезиса о диктатуре вождей. Он подчеркивал, что «не правы с точки зрения ленинизма и политически близоруки те товарищи, которые отождествляют или пытаются отождествить «диктатуру» партии, а значит, и «диктатуру вождей», с диктатурой пролетариата, ибо они нарушают этим условия правильного взаимоотношения между авангардом и классом» Развенчивая тезис Зиновьева о диктатуре партии, Сталин ставил вопрос: «Диктатуре пролетариата не противоречит не только руководство («диктатура») партии, но и руководство («диктатура») вождей. Не угодно ли на этом основании провозгласить, что наша страна является страной диктатуры пролетариата, то есть страной диктатуры партии, то есть страной диктатуры вождей? А ведь к этой именно глупости и ведёт «принцип» отождествления «диктатуры» партии с диктатурой пролетариата, вкрадчиво и несмело проводимый Зиновьевым»

Вообще в это время генсек всячески подчеркивал не только неприятие в принципе теории «вождей», но и свое резко отрицательное, а не просто критическое отношение к ней. Он как бы давал понять, что сам он в отличие от лидеров оппозиции не претендует на роль вождя, что вообще все разговоры о вождизме органически чужды духу ленинизма и его собственным политическим и идеологическим воззрениям. И не только идеологическим воззрениям, но и практике партийной жизни. Кто-то скажет: сплошное лицемерие! Но такое заключение будет поверхностным. В основе подхода Сталина лежали отнюдь не какие-то сугубо психологические моменты и соображения, а тщательно взвешенные политические расчеты. В той исторической обстановке ему было выгодно выступать против «диктатуры вождей», ибо на эту роль претендовали другие, считавшие себя законными наследниками мантии Ленина. В дальнейшем, когда обстановка в корне изменилась, Сталин, конечно не стал цепляться за свои прежние взгляды. По мере усиления его позиций в партии и стране соответственно росли и его вождистские устремления. Так что все это было глубоко продуманной и тщательно взвешенной политической игрой.

Внутрипартийная катавасия между тем набирала свои обороты. Первое открытое столкновение объединенной оппозиции со сторонниками Сталина произошло на апрельском (1926 г.) пленуме ЦК ВКП(б). Оппозиционеры выступили общим фронтом против политики Сталина и ЦК в целом по вопросам индустриализации. Однако их аргументация была отвергнута, но пока никаких мер организационного характера против них Сталин не предпринимал. Он с полным на то основанием рассчитывал, что по мере развития событий лидеры оппозиции вынуждены будут вести себя более агрессивно и напористо, и тем самым поставят себя под удар. Причем каких-либо особых доводов для мер организационного порядка против них придумывать не придется: они сами дадут в руки генсека все необходимые аргументы для обоснования самых радикальных мер, предусмотренных партийным уставом и большевистскими традициями.

В сущности так и произошло. Троцкий, Зиновьев и Каменев совместно пытались дезорганизовать работу Политбюро, стремясь внести раскол в ряды сторонников Сталина, втягивали Политбюро в бесконечные дискуссии. Но самой главной их ошибкой и виной с точки зрения партийных норм и большевистской морали явилось то, что они начали устраивать конспиративные собрания и рассылали фракционные документы с целью дискредитации политического курса Сталина и политики ЦК в целом. Кульминационным пунктом такого рода политического противостояния явилось организованное в лесу под Москвой по всем правилам конспирации нелегальное фракционное собрание для выработки плана борьбы против ЦК. Состав участников был строго определен, налажена служба связи и патрулирования. С докладом здесь выступил М. Лашевич - один из представителей «новой оппозиции».

Это, очевидно, стало для Сталина прямым сигналом для принятия конкретных практических мер с целью нанесения пока еще первого, но весьма ощутимого удара по объединенной оппозиции. То, что он тщательно и скрупулезно обдумывал каждый свой шаг в борьбе против оппозиции, бесспорно. Об этом, в частности, свидетельствует его письмо из Сочи, где он тогда отдыхал. Приведу основные положения и аргументацию, содержавшуюся в этом письме:

«Сочи. 25/VI.26. Молотову, Рыкову, Бухарину

и другим друзьям.

Я долго думал над вопросом о «деле Лашевича», колебался, связывал его с вопросом об оппозиционных группах вообще, несколько раз приходил к различным мнениям и, наконец, утвердился в следующем.

1) До появления группы Зиновьева оппозиционные течения (Тр[оцкий], Раб[очая] оппозиция] и др.) вели себя более или менее лояльно, более или менее терпимо;

2) С появлением группы Зиновьева оппозиционные течения стали наглеть, ломать рамки ЛОЯЛЬНОСТИ;

3) Группа Зиновьева стала вдохновителем всего раскольничьего в оппозиционных течениях, фактическим лидером раскольничьих течений в партии;

4) Такая роль выпала на долю группы Зин[овьева] потому, что: а) она лучше знакома с нашими приемами, чем любая другая группа, б) она вообще сильнее других групп, ибо имеет в своих руках ИККИ (председатель ИККИ), представляющий серьезную силу, в) она ведет себя, ввиду этого, наглее всякой другой группы, давая образцы «смелости» и решительности» другим течениям;

5) Поэтому группа Зиновьева является сейчас наиболее вредной, и удар должен быть нанесен на пленуме именно этой группе;

6) Не только Лашевича нужно вывести из ЦК, но и Зиновьева нужно вывести из Политбюро с предупреждением вывода его из ЦК, если не будет прекращена его работа по подготовке раскола;

7) Либо мы этот удар сделаем сейчас в расчете, что Тр[оцкий] и другие станут опять лояльными, либо мы рискуем превратить ЦК и его органы в неработоспособные учреждения, а в ближайшем будущем схлопочем себе большую бузу в партии во вред делу и единству;

8) Возможно, что после этого Зиновьев подаст в отставку по ИККИ. Мы ее должны принять. Во всяком случае после вывода из Политбюро Зин[овьев] не может быть уже предом (председателем Исполкома Коминтерна - Н.К. ) - это поймут все секции и сделают сами необходимый вывод. Мы перейдем тогда от системы преда к системе секретариата в ИККИ. Это будет разоружение группы Зиновьева и ликвидация зиновьевской линии на наглость в деле подготовки раскола (вспомните слова о Стокгольме на съезде!);

9) Уверяю вас, что в партии и в стране пройдет это дело без малейших осложнений, - Зиновьева не пожалеют, ибо знают его хорошо…»

Из приведенного письма явствует, что генсек основательно подготовил почву для успешного проведения политико-организационной акции против некоторых членов объединенной оппозиции. Он бил не сразу по всем, а тщательно выбирал цели, тем самым разъединяя своих противников. Тактика дозированного наступления была излюбленной тактикой Сталина. Это было хорошо известно его оппонентам, однако серьезного противоядия против такой тактики они так и не нашли.

Состоявшийся в июле 1926 года пленум ЦК фактически стал первым этапом их организационно-политического разгрома. Пленум принял решение, согласно которому Зиновьев как главный организатор (а точнее дезорганизатор) работы в аппарате Исполкома Коминтерна и как один их главных лидеров оппозиции был исключен из состава членов Политбюро. М. Лашевич выведен из состава кандидатов в члены ЦК. Но это была лишь одна сторона медали. Другой ее стороной явилось довольно значительное изменение состава руководящих органов ЦК, избранных всего лишь полгода назад. Вместо Зиновьева членом Политбюро стал Рудзутак, поддерживавший Сталина. В состав кандидатов в члены ПБ были избраны последовательные сторонники генсека Орджоникидзе, Андреев, Киров, Микоян и Каганович. Невооруженным взглядом было видно, что Сталин готовит почву для коренного изменения состава руководящих органов ЦК с тем, чтобы доминирующие позиции в них занимали его сторонники.

На июльском пленуме ЦК оппозиция снова попыталась использовать в целях личной дискредитации Сталина и его общего политического курса Завещание Ленина, о котором уже речь шла как в первом томе, так и в предшествующих главах второго тома. Здесь необходимо сделать лишь небольшие дополнения и пояснения. Прежде всего - чем объяснить сам факт постановки данного вопроса именно в этот период? Лидеры оппозиции не могли не видеть, что генсек шаг за шагом сводит к минимуму возможности оппозиции для политического наступления на него, поле активных действий против Сталина уменьшалось, как шагреневая кожа. В критической для себя обстановке они сочли необходимым подкрепить свои шаткие позиции личными нападками на Сталина, используя для этого авторитет Ленина и его критические замечания в адрес генсека. С этой целью Зиновьев вновь поднял вопрос о том, что Ленин якобы порвал со Сталиным все отношения и что, в соответствии с логикой оппозиции, генсек не заслуживает политического доверия. Соответственно, не заслуживает одобрения и поддержки его политический курс.

Сталин, естественно, не остался в долгу. Он уже в который раз вынужден был не то чтобы оправдываться, но объяснять подлинный характер своих отношений с Лениным в последний период жизни вождя большевизма. В письменном заявлении пленуму по личному вопросу он писал: «Ленин никогда «не рвал» со мной личных товарищеских отношений, - это сплетни потерявшего голову человека. О личных отношениях Ленина ко мне можно судить хотя бы по тому факту, что Ленин во время болезни несколько раз обращался ко мне с такими ответственнейшими поручениями, с какими он не обратился бы никогда и не пробовал обратиться ни к Зиновьеву, ни к Каменеву, ни к Троцкому. Члены Политбюро и гг. Крупская и Мария Ильинична знают об этих поручениях» .

М.И. Ульянова - сестра Ленина - обратилась с письмом в адрес пленума (уже после окончания его работы), в котором задним числом поддержала Сталина и заявила, что «все толки оппозиции об отношении В.И. к Сталину совершенно не соответствуют действительности. Отношения эти были и остались самыми близкими и товарищескими» .

Проблема Завещания Ленина играла в политической судьбе Сталина столь важную роль не только вплоть до смерти самого генсека, но и после нее, поэтому вольно или невольно к ней приходится частенько возвращаться. Тем, кто интересуется этим вопросом, можно порекомендовать обстоятельное, фундаментальное исследование В.А. Сахарова, на которое я ссылался выше. Замечу лишь, что не со всеми выводами автора можно согласиться. Порой они вызывают определенные возражения. И дело здесь не в голословности или отсутствии соответствующих документальных материалов - они как раз и составляют сильную сторону данной работы. Ряд положений и выводов, содержащихся в книге, мне представляются несколько категоричными и слишком пристрастными. Что, однако, в целом не снижает ценности указанной книги.

Возвращаясь к нити нашего повествования, следует особо подчеркнуть, что общей особенностью стратегии и тактики Сталина в борьбе против оппозиции выступало сочетание методов политической дискредитации своих противников, развенчание их политической платформы и доказательство гибельности путей дальнейшего развития страны, которые предлагала оппозиция. Это - с одной стороны. С другой стороны - политико-идеологические меры Сталин дополнял решительными шагами по исключению их из состава руководящих партийных органов. Причем он не просто устранял своих оппонентов с ключевых постов, но заменял их сторонниками собственной платформы, а если говорить точнее - людьми, преданными ему лично. Именно такое сочетание методов, по мысли генсека, должно было обеспечить не какую-то временную победу над оппозицией, а ее полный и окончательный разгром. К тому времени Сталин - и без того обладавший богатейшим опытом внутрипартийной борьбы - приобрел колоссальный, я бы даже сказал, уникальный опыт внутрипартийного противоборства. Он овладел этим искусством сполна и стал не просто мастером, а непревзойденным гроссмейстером внутриполитических схваток и противоборств. Его основные противники в сопоставлении с ним выглядели порой достаточно тускло и невыразительно. Однако не это филигранное мастерство генсека в сфере внутрипартийных баталий играло роль решающего фактора успеха.

Следует подчеркнуть, что первопричину успеха Сталина в борьбе с оппозицией неверно было бы искать только в правильно выбранной им стратегии и тактике. Какими бы изощренными или коварными ни были его методы, они едва ли увенчались успехом, если бы он не располагал решающим преимуществом - он отстаивал линию, которую в своем подавляющем большинстве разделял не только партийный аппарат, в той или иной степени подконтрольный генсеку, но и подавляющее большинство членов партии. В этом и состоял главный источник его победы.

Июльский пленум 1926 г. был отмечен серьезными атаками на Сталина и его политический курс. Обвинения оппозиции в концентрированном виде были изложены в та называемом «заявлении 13-ти», среди подписантов которого, помимо Троцкого, Зиновьева и Каменева, находилась и вдова Ленина Н. Крупская. «Заявление 13-ти» содержало острую критическую оценку всех основных направлений политики генсека: в области курса индустриализации, политики в деревне, в сфере международных дел. Но центральным вопросом был вопрос о бюрократическом перерождении партийного аппарата, бюрократических извращений в государстве в целом. Корень и причину всех этих «зол» оппозиция видела в Сталине, она била в набат, акцентируя внимание на том, что генсек взял курс на отсечение от руководства ближайших сподвижников Ленина (т. е. Зиновьева, Каменева и Троцкого - Н.К. ). Его прямо обвиняли в том, что он поставил своей целью «реорганизовать Политбюро в том смысле, чтобы отсечь ряд работников, принимавших участие в руководящей работе при Ленине, и заменить их новыми элементами, которые могли бы составить надлежащую опору для руководящей роли тов. Сталина. План этот встречал поддержку со стороны тесно спаянной группы ближайших сторонников тов. Сталина, наталкиваясь, однако, на сопротивление со стороны других элементов, отнюдь не примыкающих к какой-либо «оппозиции». Именно этим объясняется без сомнения решение руководящей группы проводить план по частям, пользуясь для этого каждым подходящим этапом» .

И заключительным аккордом заявления стало следующее предостережение: «Вместе с Лениным, который ясно и точно формулировал свою мысль в документе, известном под именем «Завещания», мы на основании опыта последних лет глубочайшим образом убеждены в том, что организационная политика Сталина и его группы грозит партии дальнейшим дроблением основных кадров, как и дальнейшими сдвигами с классовой линии. Вопрос идет о руководстве партии, о судьбе партии» .

Но все эти предостережения и апелляции в чем-то напоминали глас вопиющего в пустыне: основная масса членов партии поддерживала линию генсека. О партийном же аппарате и говорить излишне - он по существу был под контролем Сталина. Хотя, конечно, нельзя было считать, что партийный аппарат уже в тот период был абсолютно послушным власти только Сталина. Последний свою волю проводил через высшие руководящие органы партии, т. е. опирался на вполне легитимные инструменты власти, так что внешне все выглядело вполне пристойно. Для понимания и объективной оценки тогдашней ситуации в партии необходимо не упускать из виду и большевистских традиций, важнейшей из которых являлось неукоснительное соблюдение дисциплины и строгое выполнение партийных решений. Культ партийной дисциплины стал одним из важнейших источников успехов Сталина в борьбе со своими оппонентами. В конце концов, при самом критическом отношении к Сталину, нельзя отрицать одного - действовал он в рамках принятых тогда в партии традиций и на основе партийных решений, которые ему удавалось проводить как на съездах, так и на пленумах ЦК.

В ряде современных исследований того периода жизни нашей страны главный акцент делается на том, что, мол, сама природа советского строя, а не только власть партийного аппарата, подконтрольного генсеку, предопределяла процесс концентрации власти в руках Сталина. Так, российский историк Г. Гимпельсон в своей работе пишет: «И все же при всей огромной роли партийного аппарата в создании «великого вождя» главное, ключевое значение в этом имел характер советской однопартийной политической системы, в которой был заложен принцип «вождизма», продуктом которой был сам партийно-государственный аппарат с номенклатурой во главе.

Диктатура партии с совмещением (вернее, с подменой) государственной власти, с крайней ее централизацией и концентрацией на самом верху, при жесткой партийной дисциплине и неукоснительном выполнении постановлений - «директив», исходящих от Центрального комитета партии - все это создавало благоприятные предпосылки для сосредоточения власти в руках одного лица - Генерального секретаря ЦК Коммунистической партии» .

При всем критическом отношении к работе указанного историка (а она выполнена в заранее заданном политико-идеологическом ключе, что и снижает ее научную ценность) следует признать, что доля истины в такой интерпретации проблемы есть. Другой вопрос (и это, на мой взгляд, главное) - какую историческую альтернативу можно было противопоставить основополагающим принципам государственного строительства в тот исторический период развития нашей страны - либеральную многопартийность или «процесс демократизации», приведший страну в конце минувшего века к распаду - современные «демократы» и либералы всех мастей, конечно, однозначно выскажутся в пользу именно второго варианта. Этот их закономерный политический и идеологический выбор очевиден. Но для тех, кто оперирует не абстрактными понятиями, а учитывает суровые исторические реальности соответствующей исторической эпохи, ответ не столь однозначен и не столь категоричен. Оценивать историю и ее важные периоды через призму современности, разумеется, допустимо. Но этот путь большей частью ведет не к познанию истины. А скорее к заблуждениям и однобоким выводам.

В борьбе с объединенной оппозицией главный упор Сталин делал на том, чтобы не просто лишить ее лидеров сколько-нибудь заметной поддержки в партийных рядах, но и доказать, что вся партия решительно и категорически отвергает платформу оппозиции. С этой целью осенью 1926 года была проведена дискуссионная кампания, тщательно подготовленная и отрежиссированная сталинской группировкой. Заранее предрешенные итоги дискуссии дали возможность подготовить и поставить вопрос об оппозиции на октябрьском объединенном пленуме ЦК и ЦКК 1926 года. Пленум признавал невозможной работу Зиновьева в Коммунистическом Интернационале ввиду того, что он не выражает линии ВКП(б) в Коминтерне. Этим же постановлением Троцкий освобождался от обязанностей члена Политбюро, а Каменев - кандидата в члены Политбюро. Состоявшаяся вскоре XV-я конференция ВКП(б) приняла развернутую резолюцию «Об оппозиционном блоке в ВКП(б)». Троцкистско-зиновьевский блок не получил на конференции ни одного голоса, что свидетельствовало не только об успехе сталинской стратегии и тактики борьбы, но и о повсеместном вытеснении оппозиции из партийных органов среднего уровня.

Логика внутрипартийной борьбы толкала оппозицию к каким-то новым действиям и методам. Она прибегла к созданию нелегальных организаций, что фактически поставило вопрос о «возможности существования двух партий». Проводились нелегальные собрания и встречи, для участия в которых лидеры оппозиции старались привлечь и рабочих Но все это было - занятие, заранее обреченное на неизбежное поражение. Подобная линия поведения оппозиции давала Сталину в руки лишь новые, причем весьма убедительные, аргументы в доказательство того, что лидеры оппозиции все больше становятся на путь борьбы уже не только против партии, но и против Советской власти. На объединенном пленуме ЦК и ЦКК в июле-августе 1927 года большинство пригрозило Зиновьеву и Троцкому исключением из членов ЦК в случае продолжения фракционной деятельности. Однако оппозиция продолжала добиваться своего. Весьма любопытно, как современная российская историография в лице ее некоторых специалистов оценивает действия обеих противоборствовавших сторон в тот период: «В 1927 г. борьба оппозиции с ЦК уже утратила характер борьбы за власть и превратилась в кампанию последовательной и хорошо организованной травли оппозиционеров перед окончательной расправой, а также свидетельствовала о революционном темпераменте и незаурядных бойцовских качествах лидеров оппозиции. В условиях полного господства сталинской группировки над партийно-государственным аппаратом страны, оппозиционеры могли рассчитывать лишь только на то, что какой-нибудь новый Горький скажет о них: безумству храбрых поем мы песню. Попытки выйти на улицу и организовать манифестации во время празднования 10-летней годовщины Октябрьской революции лишь доказывали совершенное истощение всех организационных возможностей оппозиции» .

В конце мая 1927 года Троцкий, Каменев, Зиновьев и другие оппозиционеры направили в Политбюро ЦК ВКП(б) письмо-платформу, подписанную 83 участниками объединенной оппозиции. В «заявлении 83-х» теория о возможности построения социализма в одной стране объявлялась мелкобуржуазной, не имеющей ничего общего с марксизмом. В платформе пропагандировались капитулянтские по своей сущности требования уступок иностранному капиталу в области концессионной политики, что могло повести к подрыву экономической самостоятельности СССР. Вновь поднималась на щит идея «сверхиндустриализации», вытекающая из оценки большинства населения страны - трудящегося крестьянства - как враждебной социалистическому строительству общественной силы.

Но наиболее существенными новыми моментами в борьбе объединенной оппозиции против политики большинства ЦК, поддерживавшего Сталина, явились два новых тезиса. Именно эти два тезиса довели противостояние до крайней точки и фактически предопределили окончательное поражение оппозиции.

Первый тезис о термидорианском перерождении партии фактически обозначил пропасть, через которую нельзя было перешагнуть, даже если бы у группировки Сталина было, скажем условно, хотя бы малейшее желание достичь какого-нибудь компромисса и тем самым в некоторой степени нормализовать обстановку в партии. Позиция Троцкого достаточно детально отражена в его мемуарной книге «Моя жизнь» и помещенных в 3 и 4 томах документальных материалах «Архива Троцкого». Внимательное знакомство со всеми этими свидетельствами позволяет сделать вполне определенный вывод, что Троцкий, Зиновьев и их сторонники фактически выдвинули тезис о термидоре советской власти, т. е. ее перерождении. Правда, сделано это было с явными оговорками и всякого рода экивоками: мол, существует реальная опасность термидора и что выход есть, и он состоит в том, если партия прислушается к голосу оппозиции и откажется от губительных для страны курса и практических действий. Фактически оппозиция дала в руки генсека и его сторонников сильнейшее оружие для борьбы с самой оппозицией. Как ни пытался Троцкий откреститься от обвинений в том, что он защищал тезис о термидорианском перерождении партии и советского режима в целом, объективный анализ материалов показывает: такое обвинение имело место, и именно это обвинение, выражаясь фигурально, как раз и выбило почву из-под ног Троцкого и его сторонников.

Второй тезис - аналогия с Клемансо. Суть этого тезиса сводилась по существу к трактовке проблемы соотношения пораженчества и оборончества в условиях существования советской власти. Троцкий приводил в своих выступлениях пример того, как во время первой мировой войны видный французский государственный и политический деятель Клемансо в один из трудных для Франции периодов противоборства с Германией, когда немецкие войска находились недалеко от Парижа, выступил за смену власти с тем, чтобы новая власть повела более решительную борьбу против немцев. Эта аналогия содержала в себе «тонкий намек на толстые обстоятельства»: мол, оппозиция и есть та сила, которая способна обеспечить стране победу, а линия, проводимая Сталиным, ведет страну к неминуемому поражению в связи с вероятностью военного столкновения с капиталистическими державами.

В советской историографии утверждалось, что Троцкий в письме на имя председателя ЦКК Г.К. Орджоникидзе заявил, что в случае интервенции и приближения вражеских войск к Москве оппозиция будет добиваться свержения существующей власти. Это заявление, прикрываемое фразами об «условном оборончестве» оппозиции, говорило об ее отказе защищать диктатуру пролетариата, то есть о самом настоящем пораженчестве в отношении СССР. В сборнике «Архив Троцкого» это письмо не помещено (непонятно - по каким причинам?). Другие же материалы носят довольно противоречивый характер: они не дают возможности точно и категорически утверждать или отрицать, что Троцкий придерживался именно такой позиции. По крайней мере, дыма без огня не бывает. И Сталин, при самой активной поддержке Рыкова и Бухарина, использовал оба выдвинутых оппозиционерами тезиса для того, чтобы нанести им смертельный удар. Собственно говоря, они сами поставили себя под этот удар. Вернее, логика внутрипартийной борьбы имеет свои законы и они с неотвратимостью привели к тому, что оппозиция фактически выступила с призывом к свержению существующей власти. А если соединить это с тем, что они создавали свои подпольные партийные ячейки, имели свою внутреннюю дисциплину, структуру и т. д., то речь в принципе шла о попытках создать вторую партию внутри существующей, обладавшей монополией на власть.

Не надо было быть особенно прозорливым, чтобы понять, что такая постановка вопроса, даже если она и маскировалась всевозможными оговорками и т. п. уловками, сплачивала не только большинство ЦК, но и всю партию под знаменем генсека, отстаивавшего единство партии и уставные партийные нормы и большевистские традиции неукоснительного подчинения партийной дисциплине.

Сталин - и это неоспоримый факт - умело использовал в своей борьбе с оппозицией все эти факты. Причем делал это весьма умело, даже с чувством сарказма, который нередко проглядывает в его выступлениях. В речи на пленуме ЦК в августе 1927 года, рассматривавшем вопросы борьбы с оппозицией, он, в частности, говорил: «Мелкобуржуазная дряблость и нерешительность» - это, оказывается, большинство нашей партии, большинство нашего ЦК, большинство нашего правительства. Клемансо - это Троцкий с его группой. (Смех .) Если враг подойдёт к стенам Кремля километров на 80, то этот новоявленный Клемансо, этот опереточный Клемансо постарается, оказывается, сначала свергнуть нынешнее большинство именно потому, что враг стоит в 80 километрах от Кремля, а потом взяться за оборону. И если это удастся сделать нашему опереточному Клемансо, то это, оказывается, и будет настоящей и безусловной обороной СССР.

А для того, чтобы сделать это, он, Троцкий, т. е. Клемансо, постарается предварительно «вымести» этот «мусор» «в интересах победы рабочего государства». А что это за «мусор»? Это, оказывается, большинство партии, большинство ЦК, большинство правительства.

Так вот, оказывается, что, когда враг подойдёт на расстояние 80 километров к Кремлю, этот опереточный Клемансо будет заниматься не тем, чтобы оборонять СССР, а свержением нынешнего большинства партии. И это называется у него обороной!» .

Надо подчеркнуть, что тезис о Клемансо стал ахиллесовой пятой всей платформы оппозиции. Он оттолкнул от нее даже тех, кто разделял некоторые другие взгляды оппозиции, в частности ее критику процессов бюрократизации аппарата и всей государственной жизни. Сталин, как искуснейший полемист, сконцентрировал свои удары по оппозиции именно на развенчании данного тезиса. Причем ставил вопрос, что называется, ребром. Он подчеркивал: «…Троцкий, давая этот лозунг, эту формулу насчёт Клемансо, обусловливал оборону СССР известным пунктом о смене руководства в нашей партии и руководства Советской властью. Только слепые этого не поймут. Если у Троцкого не хватает мужества, элементарного мужества признать свою ошибку, то виноватым будет в этом он сам» .

Подробное рассмотрение всех перипетий борьбы Сталина с объединенной оппозицией не вмещается в рамки моей работы. Замечу лишь, что Сталин использовал не только все, так сказать, легитимные формы борьбы, но и в ряде случаев прибег к помощи органов политического надзора и сыска. В частности, органы ОГПУ вели непосредственную слежку за действиями лидеров оппозиции и в ряде случаев прибегли к провокационным приемам.

Но отнюдь не в пределах традиционного понимания партийной дисциплины и устава вела свою деятельность и оппозиция. Во время празднования 10-летнего юбилея Октябрьской революции лидеры оппозиции попытались устроить в Москве, Ленинграде и в некоторых других городах свои параллельные демонстрации. Это уже, вне всякого сомнения, выходило за рамки внутрипартийной борьбы. Тем более что сторонников оппозиции оказалось ничтожно мало.

Сталин, как известно, обладал большой выдержкой и терпением. Он всегда умел выбрать нужный момент для нанесения удара по своим противникам. Если не было соответствующего повода, то он старался создать его. В данном же случае в этом и не было нужды: вожди оппозиции прямо и открыто выступили против законной власти, тем самым переступив грани, отделяющие внутрипартийную борьбу от борьбы против Советской власти. Генсек не преминул воспользоваться этим, Объединенный пленум ЦК и ЦКК, состоявшийся в октябре 1927 года, исключил Троцкого и Зиновьева из состава ЦК, мотивировав это тем, что они «обманули партию и грубейшим образом нарушили взятые ими на себя обязательства, не только не уничтожив «элементов фракционности», но, наоборот, доведя фракционную борьбу против партии и ее единства до степени, граничащей с образованием новой антиленинской партии совместно с буржуазными интеллигентами» . В своей речи на пленуме Сталин счел необходимым особо затронуть вопрос о том, почему именно против него оппозиция нацеливает главные удары. Ведь в тот период активную борьбу против троцкистско-зиновьевской оппозиции вели Бухарин, Рыков и Томский, - будущие оппоненты Сталина. Причем надо отметить, что Бухарин проявлял здесь исключительную активность, сосредоточив, как теоретик, усилия на развенчании теоретических положений, легших в основу оппозиционной платформы. Но ни Бухарин, ни его политические друзья - Рыков и Томский - не были главными мишенями оппозиционных атак. Генсек следующим образом объяснил причины того, почему именно он является основным объектом нападок;

«Прежде всего о личном моменте. Вы слышали здесь, как старательно ругают оппозиционеры Сталина, не жалея сил. Это меня не удивляет, товарищи. Тот факт, что главные нападки направлены против Сталина, этот факт объясняется тем, что Сталин знает, лучше, может быть, чем некоторые наши товарищи, все плутни оппозиции, надуть его, пожалуй, не так-то легко, и вот они направляют удар прежде всего против Сталина. Что ж, пусть ругаются на здоровье.

Да что Сталин, Сталин человек маленький. Возьмите Ленина. Кому не известно, что оппозиция во главе с Троцким, во время Августовского блока, вела ещё более хулиганскую травлю против Ленина…

Можно ли удивляться тому, что Троцкий, так бесцеремонно третирующий великого Ленина, сапога которого он не стоит, ругает теперь почём зря одного из многих учеников Ленина - тов. Сталина.

Более того, я считаю для себя делом чести, что оппозиция направляет всю свою ненависть против Сталина. Оно так и должно быть. Я думаю, что было бы странно и обидно, если бы оппозиция, пытающаяся разрушать партию, хвалила Сталина, защищающего основы ленинской партийности».

Конечно, читая эти строки сейчас, абсолютно бесспорным предстает определенное лицемерие и даже ханжество генсека. Он явно прибеднялся, изображая из себя маленького человека. Кому-кому, а уж ему были хорошо известны истинные размеры колоссальной власти и влияния, которыми он пользовался. Прикрываясь почетным званием всего лишь одного из учеников Ленина, он явно лукавил. Причем все это было рассчитано не на руководящий костяк партии, хорошо осведомленный о реальном положении Сталина и его роли, а на широкую партийную и беспартийную массу. Именно прежде всего к ней и апеллировал генсек. В дальнейшем, на протяжении всей своей политической карьеры, Сталин не раз прибегал к такого рода приемам. Даже тогда, когда его превозносили до небес и фактически изображали неким демиургом, от воли которого зависит все. Но такова уж была натура этого человека. И разобраться в нем не так-то просто.